Но в данную минуту ему на все это было глубоко наплевать. У него есть девушка, и она его любит.
Несколькими часами раньше Кристоф стоял в вагоне метро, покачиваясь в его ухабистом ритме, казавшемся одновременно и тряским, и жутко замедленным. Ему неудержимо хотелось запустить оба кулака в глазницы. Мигрень день ото дня усиливалась, боль была уже почти совсем невыносима, хотя он перепробовал все таблетки. Парацетамол, дафалган, аспежик, нурофен, нурофен флеш, мигралгин. Он теперь не ложился спать, а рушился в постель, раздавленный болью. Худшим моментом дня был как раз вот этот: путь с работы домой на метро. Скрежет рельсов, звонки на каждой станции, приглушенная музыка, доносящаяся из наушников стоящего рядом подростка. Когда в вагон входил бродячий музыкант и, извинившись за доставленные неудобства, заводил очередное бесконечное преступное издевательство над “Жизнью в розовом свете”, ему приходилось выходить и ждать следующего поезда.
Он говорил себе, что слишком много времени проводит перед экраном, что его постоянно облучает новостной поток. Это начиналось утром, с утреннего выпуска на радио “Франс Интер”, звучавшего на кухне; потом – просмотр новостной ленты на телефоне в метро, звуковые уведомления Monde.fr, а в офисе – постоянно работающий BFM посреди опен-спейса. Одна радость: его либидо растворилось в перманентной мигрени, и теперь Палома казалась ему не более невыносимой, чем все прочее визуальное и звуковое окружение. Его отвращение к ней распространилось на весь офис. Тем не менее он по-прежнему читал одни статьи и заказывал другие, хоть и сам не мог понять, откуда в нем берутся силы для выполнения всех этих задач. Ему необходимо взять отпуск на несколько дней. Две последних недели он весь уикенд пролежал в кровати в темноте, только время от времени делал над собой усилие и провожал детей в гости к приятелям. Клер начинала волноваться, но он говорил, что ему просто надо передохнуть. Проблема была в том, что редакция находилась на грани взрыва, и он не мог позволить себе исчезнуть. Сначала надо разрулить ситуацию. Но как это сделать, если обруч на голове с каждым днем сжимается все туже? Иногда ему казалось, что из-за внутричерепного давления глаза выскакивают из орбит.
Добравшись до дому, он с облегчением обнаружил, что там все спокойно. Никто не кричит, никто не ссорится. Клер готовила ужин, Люк в своей комнате доделывал уроки, а Хлоя, сидя в гостиной на диване, играла с материным телефоном. Он снял куртку, повесил на вешалку в прихожей, с трудом доплелся до кухни и поцеловал Клер в макушку. Она вздрогнула и с улыбкой оглянулась, но, увидев серое лицо Кристофа, сразу перестала улыбаться и потрогала рукой его лоб:
– Не лучше?
– Нет.
– Надо с этим что-то делать. Сходи к врачу.
Он рухнул на стул у рабочего стола:
– Не идти же к эскулапу из-за какой-то мигрени.
Она заложила за ухо прядь волос. Он обожал, когда она так делала. Он пристально посмотрел на нее.
– Ты чего?
– Знаешь, а ты все такая же красивая.
Она улыбнулась:
– Нет. Я старая. В лучшем случае можно сказать, что неплохо ношу свои морщины. Ты говорил с Ванессой? Уже знаешь, что будешь делать?
– Нет. Надо будет завтра этим заняться, – ответил он отсутствующим тоном, вертя в руках забытую на столе ложку. Он по-прежнему не знал, в чем, собственно, могло заключаться это “занятие”.
– А что ты готовишь?
– Люк просил спагетти болоньезе. Можешь сходить посмотреть, как там его уроки? Ему надо подготовиться к контрольной по математике, а он, по-моему, не особо усердствует.
Кристоф со вздохом поднялся. Каждое движение требовало концентрации всех сил. Он прошел по коридору, пересек гостиную и постучал в дверь комнаты сына.
– Сын? – позвал он, приоткрыв дверь.
– А?
– Ты подготовился к своей контрольной?
– Да, почти.
Кристоф на миг замешкался. Он знал, что родительский долг велит ему проверить, хорошо ли сын знает урок, но сегодня вечером это выше его сил. Он ограничился трусливым:
– Хочешь, расскажи мне, я проверю?
На что Люк ответил без всякого удивления:
– Да не, не стоит.
Он закрыл дверь с преступным облегчением, вернулся в гостиную и сел рядом с дочерью. Надо бы спросить, разрешила ли Клер играть с ее телефоном, но он был слишком рад, что она нашла себе тихое занятие. Вытащил собственный телефон, проверил твиттер. По счастью, ничего. Не тот был вечер, право, чтобы какой-нибудь народ решился выйти на улицу и свергнуть своего диктатора, или чтобы умер известный актер, или чтобы какой-то террорист нажал на кнопку на поясе шахида. И тем не менее, подумал Кристоф, возможно, именно это происходит сейчас где-то в мире, а значит, через несколько секунд событие появится на экране его телефона. От этих смутных мыслей его отвлекла Хлоя, вцепившаяся ему в руку с паническим шепотом: “Папа!”
– Да, дорогая?
– У меня игра остановилась, я какую-то глупость сделала? – Она протягивала ему телефон.
Он взял его в руки, увидел окошко “новое сообщение” и машинально нажал “читать”. На экране высветилось:
Я хочу тебя еще, прямо сейчас.
Несколько секунд он смотрел, ничего не понимая. Потом движением большого пальца отмотал переписку назад. Обмен сообщениями с некоей Сесиль. Сообщения короткие, безличные, нейтральные: время и адреса.
В том же месте, что в прошлый раз, в 9 вечера.
Кристоф немедленно понял – у него есть всего несколько минут, чтобы сохранить в памяти всю эту информацию, размышлять о содержании нет времени. Он взял свой телефон и сфотографировал экран телефона Клер – несколько снимков, чтобы попали все эсэмэски.
– Папа? Я сломала мамин телефон? Не говори ей, пожалуйста! Она мне никогда не хочет его давать…
Он улыбнулся дочери, не глядя на нее:
– Нет, не волнуйся, сейчас починю, и мы ей ничего не скажем. Иди к себе в комнату.
Самое старое сообщение появилось полгода назад. Всего одно слово: “красивая”. Приглядевшись внимательнее, Кристоф заметил среди назначенных свиданий сообщения более личного свойства, “до скорого, красавица”. Но такого, как последнее, “я хочу тебя еще, прямо сейчас”, больше не было.
Клер позвала из кухни, и сердце у него подпрыгнуло. Куда девать орудие преступления? Клер редко теряла телефон. Тут он заметил на кресле ее открытую сумку. Наверняка Хлоя его оттуда и взяла. Но если он положит его как есть, Клер узнает, что последнее сообщение уже прочитано.
– Кристоф! Дети!
Он нажал на “удалить сообщение” и сунул телефон в сумку в тот самый момент, когда Хлоя снова появилась в гостиной. Она бросила на него встревоженный взгляд, и он ободряюще ей подмигнул.
Они ужинали вчетвером и болтали. Кристоф вдруг понял, что больше не чувствует головной боли. Как под анестезией. Его ум встал на паузу в ожидании нескольких минут покоя, чтобы проанализировать ситуацию. Поэтому обман давался ему без всяких усилий. Но когда, убирая со стола, он увидел, как Клер нервно шарит по карманам джинсов, его ум заработал снова. Невинный жест приобретал совершенное иное измерение. Эта ее манера с напускной беспечностью ощупывать каждый карман…
