Его оставили на ночь в больнице, и он настоял, чтобы Клер ночевала дома: надо успокоить детей, они наверняка в некотором шоке. Оставшись наконец один, в незнакомой постели, он хотел еще подумать, но провалился в сон. Теперь никакой свет ему не помеха. Он проспал как сурок до утра, до той минуты, когда в палату вошла медсестра с завтраком. Спросить у нее, который час, он забыл, и после ее ухода убедился, что никакой другой возможности это выяснить у него нет; разве что позвать звонком другую медсестру. Растянувшись на кровати, он в конце концов дождался появления еще одного врача, сообщившего, что сейчас десять часов. Это был психиатр, судя по голосу, молодой. Может, интерн по психиатрии? Интересно, есть такое? С тех пор как Кристоф потерял зрение, его жизнь превратилась в череду анекдотических вопросов без ответа. Какая погода на улице, который теперь час, как он сам выглядит, в каком помещении находится. Все утро он пытался угадать, есть ли в палате кто-нибудь, кроме него. Может, рядом лежит другой больной? Но если так, то сосед, наверно, в глубокой коме.
Голос у молодого психиатра был приятный, а за разговором он перелистывал какие-то страницы. Наверно, карту Кристофа, но с равным успехом это мог быть и спортивный журнал, на слух не различишь. От этой мысли Кристоф развеселился.
– Результаты обследования у вас нормальные. Кроме явной проблемы с давлением. Ваша супруга сказала, что вы испытываете огромное напряжение на работе.
Кристоф кивнул.
– Вы журналист, верно?
– Главный редактор. Руковожу новостным сайтом.
– А! – Новость явно обрадовала интерна. – И сколько часов в день вы работаете?
– Понятия не имею. Понимаете, онлайн-новости не останавливаются никогда. Даже уйдя с работы, я должен следить за новостями.
– На выходных тоже?
– Конечно.
– То есть у вас никогда не бывает чувства, что вы полностью отключились от работы?
– Э-э… – Кристоф на секунду замялся. Что за дурацкий вопрос. Хорошо делать его работу можно только при условии, что никогда не отключаешься от новостей. Это не пагубное следствие его занятия, а сама его сущность.
– Не бывает, в самом деле. Понимаю, наверно, я слегка злоупотреблял в последнее время разными экранами. Вы не знаете, сколько понадобится времени, чтобы зрение ко мне вернулось?
Повисла пауза.
– Я вам скажу честно, месье Гонне. Вам повезло, в нашей клинике работает лучший специалист по выгоранию, вызванному чрезмерным потреблением интернета. И он вас примет вне очереди, после обеда.
– Не уверен, что в этом есть большая необходимость. Я прежде всего хочу знать, что у меня происходит с глазами.
– Видите ли, глаза – это зеркало души.
Ок, он дебил, подумал Кристоф. Придется ждать встречи со специалистом по выгоранию, может, он окажется достойным собеседником. Он услышал, как где-то рядом завибрировал его телефон. Наверняка на прикроватном столике. Но кто бы ни звонил – с работы или Клер, – разговаривать у него не было никакого желания. В конце концов, он слепой и лежит в больнице, имеет он право не отвечать на звонки?
После ланча, наверно, около двух часов дня, его препроводили в кресле-каталке к светилу. Он сказал было медсестре, что может идти сам, но понял, что у нее нет времени тащить его на ощупь по коридорам.
Светило представилось очень тепло и приветливо и пожало ему руку.
– Ален Гедж, психиатр. Рад с вами познакомиться, месье Гонне.
Имя было Кристофу смутно знакомо. Наверно, читал где-нибудь интервью с ним.
– Представляю, каким потрясением стала для вас нынешняя слепота.
– На самом деле нет. Не настолько, – беззаботно отозвался Кристоф.
– А, любопытно. Почему же?
– Не знаю. Я чувствую… облегчение.
– Вам кажется, что вы наконец отчасти избавились от окружавшего давления?
– Наверно, да.
Внушительный голос профессора действовал на него словно глас всезнающего и незримого божества.
– Вы знакомы с понятием выгорания?
– Я несколько раз занимался опросами по этой теме, да.
– И вы чувствуете, что эта тема касается и вас?
– Нет. Я и вправду слишком много работал в последнее время, но я отнюдь не в том же состоянии, как рабочие на грани самоубийства. Как в “Оранже” или в “Рено”.
– Отлично. Позвольте, я вам прочту несколько описаний выгорания, а вы мне скажете, похожи ли они на ваш случай или по-прежнему нет. Сосредоточьтесь.
Ощущение, что он знает этого человека, хотя лично никогда с ним не встречался, становилось все сильнее. Если бы он только мог увидеть его лицо… Может, это психиатр из телевизионного реалити-шоу?
– “Наибольший риск несут в себе профессии, связанные с ответственностью перед другими людьми”. Это ваш случай?
– Да.
– Это профессии, где перед вами ставят все более труднодостижимые цели.
– Да, в каком-то смысле. На меня давят, чтобы я добился нужной посещаемости сайта, но эти цели вполне достижимы. На самом деле проблема в том, каким образом от меня требуют их достичь. То есть, собственно, ответ – нет.
– Прекрасно. Имеет место сильная диспропорция между целями, которых следует достичь, и способами их достижения.
– Конечно, я жалуюсь, что не могу взять на работу больше журналистов. Но это проблема всех главредов, никто из-за этого не выгорает.
– Что ж, тогда займемся вашей личностью. Быть может, окажется, что вы обладаете повышенной чувствительностью к этим императивам. Выгоранию подвержены люди с высокими идеалами эффективности и успешности.
– Нет.
– Нет?
– Нет, – еще раз подтвердил Кристоф. Откровенно говоря, на данном этапе он никак не мог сказать, что имеет какие-то высокие профессиональные идеалы.
– Люди, для которых самоуважение связано с их профессиональными успехами.
– Да, ок.
– Которые одержимы работой.
– Это точно.
– Которые ищут в работе убежища, избегая прочих аспектов своей жизни.
Кристоф снял ногу с колена. На сей раз не затем, чтобы держаться увереннее, а просто потому, что затекла ляжка.
– Послушайте. Я знаю, что со мной случилось. Вчера вечером я обнаружил, что жена мне изменяет.
Молчание. Кристоф настойчиво продолжал:
– Я всегда безумно ее любил. Знаю, в последнее время меня почти не бывало дома. А вчера, обнаружив такое, я посмотрел на нее, и это было… это было, как будто я больше не могу смотреть ей в лицо. Или как будто не могу ее больше видеть, потому что мне кажется, что я ее больше не знаю. Как в этом дурацком выражении, “любовь ослепляет”, вот я и думаю об этом со вчерашнего дня. Я из-за этого ничего не вижу. И мне бы очень хотелось, чтобы вы помогли мне справиться с этой травмой, чтобы я снова стал видеть. И снова начал жить.
