– Аделаида Боклерк, больничная сестра, к вашим услугам, мессиры. Я здесь по распоряжению матушки.
С гримасой отвращения она протянула им веревку.
– Вот этим… это… мы нашли на шее нашей всеми оплакиваемой Анриетты.
Кивнув в знак благодарности, Йохан Фовель взял у нее веревку.
– Э… возможно, я вам мешаю и вы подумаете, что я недостаточно деликатна, но все же… как вы полагаете… она… страдала?
– Нет, не думаю, – солгал Йохан, который на самом деле не имел об этом ни малейшего представления. – Смерть от удушения очень быстрая. И жертва встречает ее уже в бессознательном состоянии.
– Ах, Боже милосердный, – вздохнула женщина, кладя руку на свое большое распятие из темного дерева.
Затем она снова торопливо заговорила:
– Господи, какая же я бесчувственная дура! Я всего лишь хотела…
– Знаю, – мягко прервал ее Йохан. – Вы всего лишь хотели увериться, что Господь послал вашей сестре легкую и быструю кончину. Такое чувство только делает вам честь. Все именно так и произошло… Мадам сестра, мы закончили посмертное освидетельствование. Мы бы хотели переговорить с вашей матушкой и, не задерживаясь более, покинуть аббатство. В это время года темнеет достаточно быстро, а мне хотелось бы вернуться в Ножан еще до вечера.
Кивнув в знак согласия, монахиня исчезла.
8
Крепость Лувр, ноябрь 1305 года
Гийом де Ногарэ разглядывал женщину средних лет и упитанности с приятным веселым лицом, одетую неброско, но довольно дорого.
– Присаживайтесь, моя хорошая. Поверьте, я по достоинству оценил тот риск, на который вы пошли, посетив меня.
– Вовсе нет, монсеньор, – успокоила его Эмелина Куанар теплым мелодичным голосом, так чудесно звучащим в этом кабинете. – Мадам Изабелла встретилась со своим отцом. А я, вернувшись из путешествия, позволила себе навестить родственницу и продемонстрировать свое великодушие ко всей этой куче племянников… благодаря вам, монсеньор.
Ногарэ с трудом удержался от улыбки. Такой любезный способ поблагодарить его за толстый кошелек, которым были вознаграждены ее услуги: слежка за чревом Изабеллы де Валуа, дочери Карла и супругой Жана Бретонского, который, как надеялся Валуа, должен будет стать Жаном III после смерти Артура.
Вопреки обычной неловкости, которую он ощущал к представительницам нежного пола, с этой женщиной Гийом чувствовал себя легко и свободно, должно быть благодаря ее спокойствию и какой-то материнской серьезности. Он не чувствовал ни малейшего неудовольствия от мысли, что некоторое время должен будет поболтать с ней о всяких пустяках. Держалась и говорила она как буржуазка или богатая торговка, с которой нужно соблюдать вежливость.
– А у вас самой разве нет детей?
Ответом ему был легкий смешок:
– Монсеньор, мой супруг скончался через два месяца после женитьбы. Скольким женщинам я помогла забеременеть, стерегла каждое мгновение, чтобы избежать выкидыша и облегчить разрешение от бремени, о скольких заботилась после родов, что иногда мне кажется, будто я прожила все это вместе с ними…
– У вас поистине восхитительная привилегия – наблюдать зарождение новой жизни, – торжественно произнес королевский советник.
– Здесь главное, чтобы женщина оказалась крепкой, – бросила матушка Куанар.
Должно быть пожалев о вырвавшихся у нее словах, она сжала губы и еле слышно добавила:
– Прошу прощения! Пусть извинением мне служит, что трех прекрасных дам я не смогла спасти и они умерли родами. Да покоятся они в мире.
– Аминь.
Ногарэ не знал, что здесь можно еще сказать. Впрочем, очень много женщин уходит из жизни до или сразу после родов от кровотечения, инфекций или истощения сил. Но разве это не сам Господь решил, когда им следует предстать пред Ним? Во всяком случае, свое назначение они выполнили, с чем их можно поздравить. Впрочем, это рассуждение относилось лишь к высокородным дамам, чей потомок мог играть важную роль в области политики или финансов
[89].
– Хорошо ли себя чувствует наша дорогая дама Изабелла?
Веселое лицо тут же омрачилось. Акушерка ответила, сложив руки на коленях:
– Беспокоюсь я, уж очень она нежная. Такого хрупкого сложения, и здоровье у нее слабое… А вдобавок этот кашель
[90], хоть бы он прошел поскорее. И все из-за этой невыносимой сырости чертовой Бретани!
Снова едва удержавшись от улыбки, Гийом де Ногарэ принялся считать на пальцах:
– Вышла замуж в пять лет. Сейчас ей, если я не ошибаюсь, тринадцать. Рановато, конечно, но, может быть, вы заметили у нее признаки беременности?
– Вот еще что, монсеньор… Признаки ее женского состояния запаздывают с появлением.
Он удивленно вытаращился на собеседницу, не понимая, на что та намекает.
– Периоды…
[91] короче, менструации, – не выдержала Эмелина.
Услышав это слово, королевский советник смущенно сощурился:
– И как, по-вашему… способна ли она забеременеть?
– Сейчас я делаю все, что в моих силах, чтобы вызвать регулярное появление периодов. Отпаиваю ее отваром можжевельника, лаврового листа, дудника, розмарина, листьев шалфея
[92] с авраамовым деревом
[93]. Я ее заставляю носить под платьем правое
[94] яичко ласки. Чтобы было полезнее, каждое утро один из ловчих монсеньора Жана приносит ей свежее.
– Есть какой-нибудь успех?
– Никакого.
– Разве это не удивительно для девушки… сколько, вы сказали, ей лет?.. все, что вы мне тут рассказывали…
– Большинство в этом возрасте уже готовы родить, хотя мне говорили, что это должно произойти к пятнадцати или шестнадцати годам.
