Но тем не менее она должна была жить. Жить для Гийома, своего обожаемого сына, которым дорожила больше всего на свете. Она должна была защитить его – он же еще такой маленький, такой хрупкий… Для него она должна была держаться изо всех сил, сражаться, так же как Мари…
Она едва не подпрыгнула от неожиданности, услышав стук в дверь. Разве уже обед? Вытерев щеки от слез тыльной стороной руки, Маот встала и сделала шаг вперед, прижав к себе томик стихов Марии Французской – трогательная защита для женщин, разочаровавшихся в любви.
Стражник немного приоткрыл дверь и, просунув голову вовнутрь, произнес почтительным тоном:
– Мадам, сеньор бальи Ги де Тре просит оказать ему честь, побеседовав с ним.
– Для меня это также будет большой честью.
* * *
Войдя в комнату, Ги де Тре склонился в низком поклоне. Он тотчас же заметил следы слез на ее белой коже.
– Мадам… Поверьте, это досадное затруднительное обстоятельство мне тоже крайне неприятно. Тем не менее обвинения, выдвинутые против вас семьей мужа, настолько серьезны, что я не могу пренебречь ими, уклонившись от исполнения своей обязанности.
Судорожно стиснув маленький томик, переплетенный в кожу цвета индиго, Маот воскликнула:
– Монсерьор, клянусь вам: я невиновна во всех этих чудовищных злодеяниях, в которых меня обвинили! Мне и в голову не пришло бы сотворить подобную мерзость, о которой они говорят. Должно быть, это чьи-то коварные происки. Но какова причина? Кто-то старается разлучить меня с сыном? Почему? Может быть, кто-то думает, что я оказываю на него не лучшее влияние? А может быть, меня хотят удалить, чтобы затем без помех расправиться с беззащитным ребенком? Я не знаю. Целыми днями я ломаю над этим голову…
В мозгу Ги де Тре тут же ожили недавние предостережения Эноры.
– Прошу вас, объяснитесь, мадам. Клянусь вам, я отнесусь к этому делу как можно более беспристрастно и непредвзято.
– Не придавайте такого значения болтовне пленницы, монсеньор. Беспокойство – пучина, в которую низвергаются самые мрачные, самые безрассудные мысли. Но все же… если с моим сыном Гийомом произойдет несчастье, кто унаследует его титул и состояние?
– Сын мадам Агнес, – произнес Ги де Тре.
– Ради бога, поверьте… я не хочу никого обвинять. Я брожу между двумя безумными предположениями, приходя в отчаяние от невозможности как-либо это объяснить. Повторяю вам: клянусь своим вечным спасением, я никогда не совершила бы подобного злодейства! Может быть, иногда я и грешила в своих мыслях, – но никогда, поверьте, никогда не причинила бы кому-то вреда.
– Объясните мне, мадам, все с самого начала. Мое время целиком и полностью принадлежит вам. Давайте присядем. Стражник сейчас принесет легкий завтрак, который мы с вами вместе отведаем. Знайте, мадам: я вам не враг; во всяком случае, не настолько, как семья де Вигонрен.
12
Ножан-ле-Ротру, ноябрь 1305 года
В Ножан-ле-Ротру можно было попасть по одному из трех мостов. Торговцы, несмотря на яростные возражения, должны были платить пошлину за место на мосту в пользу Церкви, сеньора или, как в данном случае, мессиру Артуру II Бретонскому. Налог
[101], который сильно задевал негоциантов, жаловавшихся, что их прибыли урезают дважды: сперва собирая налог с общего количества товара и на обратном пути – за непроданный товар.
Деревянный мост через Юинь вел в Бург-ла-Контес. Мост Сент-Илер соседствовал с церковью этого святого и мостом Ронн, которым заканчивалась улица Порт-Ривьер и начиналась улица Оре, пересекавшая Бург-ле-Конт.
Ардуин Венель-младший и Арно де Тизан оставили лошадей в конюшне конторы по прокату упряжи на въезде в город, так как день уже начинал клониться к вечеру. По своему обыкновению, Венель-младший потихоньку сунул несколько монет конюху, чтобы тот позаботился о Фрингане, его черном жеребце, «словно о родных детках».
В полном изнеможении от долгой скачки они пересекли Ножан-ле-Ротру, подгоняемые урчанием и спазмами своих голодных желудков. Запах отбросов, который легкий холодный ветерок доносил с Вонючей улицы, был вполне терпимым. Другое преимущество зимних холодов состояло в отсутствии стаи назойливых мух, которые в более теплые времена года беспрерывно жужжали, изводя людей и животных, и роились, пируя на падали и кучах нечистот.
Не обменявшись ни единым словом, они направились по улице Сен-Дени, а затем свернули на улицу Пупардьер, где находилась таверна «Напыщенный кролик». Ардуин завел привычку останавливаться именно там. Иногда он спрашивал себя в шутку, какой забавный анекдот мог бы из этого получиться.
Могучая и веселая матушка Крольчиха просияла от самой непритворной радости при виде клиента, который всегда хорошо платит и к тому же прекрасно воспитан. Действительно, матушка Крольчиха не поощряла неуместных поступков и тяжеловесных шуток, которые могли бы оскорбить слух дамы. Она изо всех сил старалась привлечь семейную клиентуру, особенно привечая крупных коммерсантов и мелких нотаблей. К ней приходили, чтобы отдохнуть в радушной сердечной обстановке, поболтать с соседями или установить выгодные деловые связи. Впрочем, будучи разумной осмотрительной трактирщицей, матушка Крольчиха снисходительно относилась к ругани и сплетням своих постоянных клиентов. По ее мнению, бывают случаи, когда небольшая неделикатность вполне допустима. Более того, благосклонно слушая все, что при ней говорится, она обладала немотой старого карпа, извлекая, таким образом, двойную выгоду из своей осторожности. Никто из клиентов не мог бы упрекнуть ее в несдержанности; к тому же никому не доверяешься с такой охотой, как человеку, в чьем молчании совершенно уверен.
Она отправила посыльного предупредить Сильвин о возвращении мессира Венеля, который до недавнего времени старался выдать себя за негоцианта, не прибегая к откровенной лжи. Когда старшая сестра по секрету рассказала ей, чем на самом деле занимается ее самый лучший клиент, Люс, то есть матушка Крольчиха, сперва была в замешательстве. О нет, палач в ее заведении! Вот ведь козлиная задница! Не надо ей его грязных денег! Чтобы она изменила свое мнение, понадобились длительные уговоры Сильвин, не считая нескольких добрых стаканчиков вина. Нужно наконец с этим покончить; Сильвин должна оплатить то, что считала своим долгом. Если это ее решение каким-то образом связано с Ардуином Венелем-младшим, что же, пусть так и будет. Поэтому при виде входящих матушка Крольчиха поклонилась и почти что искренне воскликнула:
– Мессиры, какое счастье снова видеть вас в моем скромном заведении!
Мэтр Правосудие Мортаня еще более любезно поклонился женщине и шутливо произнес:
– Матушка Крольчиха, мы настолько голодны, что, наверно, можем проглотить целого быка! Прошу вас, скажите, что мы можем заночевать у вас. Мы очень торопились, и я не имел возможности отправить слугу, чтобы тот предупредил вас о нашем прибытии.
