Ослабевшим, но решительным голосом Адель продолжила:
– Я не знаю, что из нашего разговора вы передадите своей хозяйке. Знайте же, что я вовсе не уличная девка, вовсе нет… Мой отец – галантерейщик, если только он не скончался после моего ухода из дома. В девичестве, обезумев от любви, я уступила юноше, которого считала серьезным, любящим и благородным. Но это оказалось вовсе не так, он хвастался своими… выходками. Мой отец… я оказалась на улице, не имея другого средства к существованию, кроме как уйти послушницей в монастырь или поселиться в лупанарии. Моя прискорбная история обычней некуда, уверяю вас. Этьен… Эсташ… когда мы встретились, нас как будто бросило друг к другу. Каждый день я желала умереть – и тут вдруг в моей жизни будто загорелся свет. Это доказательство того, что Бог меня по-прежнему любит.
Мартина старалась подавить в себе чувства, которые у нее вызвали эти слова. Черт возьми, ну и дела! Адель ходила по комнате, покусывая себе пальцы. Старая как мир история. Но все это было не самое главное. Самым важным оставалась семья де Вигонрен.
– Я должна попросить вас уйти, мадам.
– Вы должны оставить Этьена. Говорите, Бог вас любит? Неужели вы и вправду думаете, что Господь одобряет супружескую измену?
– Уходите, мадам.
– Нет, – заупрямилась старая служанка. – Поклянитесь спасением своей души, что вы больше не будете видеться с Эсташем де Маленье – или будете прокляты за то, что разбиваете священные узы брака.
Слезинка скатилась по бледной щеке Адель, которая отрицательно покачала головой.
– Смерть Христова, Мартина, что ты здесь делаешь? – прогремел возмущенный голос в дверях.
Тотчас же смягчившись, Эсташ поспешил к молодой женщине, прижал ее к себе и зашептал ей прямо в волосы:
– Адель, моя дорогая, милочка… все хорошо. Успокойтесь, я здесь. Предчувствие… Эти двое украдкой смотрели на меня с таким заговорщицким видом… Я думал, что надо поспешить в Ножан, чтобы сказать «тьфу» в ответ на яростные протесты Беатрис.
Мартина едва узнавала его. Жирное безвольное лицо приняло решительный мужественный облик, и это было вовсе не наигранно. Повернувшись к Мартине, он повелительно спросил у нее:
– Вас послала сюда моя неподражаемая теща?
– Мадам Беатрис только хотела успокоиться насчет вашего… жилища в Ножан-ле-Ротру.
– Только-то? Беатрис не может без задних мыслей или хитроумных расчетов.
– Мессир, я предпочитаю не слышать этой бесчестной клеветы, – перешла в контратаку Мартина.
Поцеловав в лоб Адель, Эсташ-Этьен нежно попросил ее:
– Милая, прошу прощенья, но я бы хотел, чтобы ты сейчас пошла взглянуть на нашего сына. Я должен поговорить с этой… женщиной.
– Этьен, умоляю вас, не переживайте из-за меня. Знайте, что ничто, клянусь вам, ничто на свете не сможет умерить ту бесконечную любовь и благодарность, которую я испытываю к вам. Жизнь моя, я так вас люблю и буду любить всегда.
Поцеловав его в щеку, она вышла, сопровождаемая шорохом своего шелкового платья.
* * *
Некоторое время Эсташ разглядывал Мартину, у которой возникло полное впечатление, что перед нею совершенно другой человек – важный, уверенный в себе. Наконец он заговорил:
– Наш разговор будет коротким, но полезным. Правда не так хороша, чтобы о ней говорить, и она еще менее хороша, чтобы о ней знать. Если вы передадите этот… разговор моей теще или моей супруге, это породит настоящую драму. Зачастую неведение является благом…
По голосу собеседника Мартина поняла, что тот не собирается ни угрожать ей, ни задабривать. Он просто выдвигал свои аргументы. Но тут же Эсташ совершил непоправимую ошибку, предложив:
– Десять ливров за то, что вы скажете Беатрис, будто слухи о моем жилище ошибочны.
Кровь бросилась Мартине в лицо, несмотря на то что она в глубине души считала доводы Эсташа довольно разумными. Возмущенная тем, что кто-то считает, будто ее молчание можно купить, она презрительно бросила ему в лицо:
– Принять ваши деньги за то, чтобы предать свою хозяйку? Вы что, ума лишились, мессир? Мадам Беатрис, которая еще больше возвысилась в моих глазах, так долго одаривала меня своим доверием и привязанностью… Я никогда ее не предам! И как вам только не стыдно!
С досадой вздохнув, Маленье указал на одно из изящных итальянских кресел, стоявших вокруг столика у камина.
– Что же, давайте присядем. Значит, вы цените правду? Я вовсе не пытаюсь вас разочаровать. Только не забывайте: тот, кто требует правды, пускай потом не жалуется. Готов побиться об заклад, что Агнес догадывается о моей новой любви. «Новой» – не самое удачное слово, потому что до Адель я никогда никого не любил. Напротив, с начала этой… связи мои супружеские притязания сделались крайне редкими, что полностью устраивает мою супругу. Она тут же почувствовала, что у меня появилась сердечная привязанность. Я не какой-нибудь презренный мошенник, Мартина. Я понимаю, что на самом деле беспокоит вас, мою тещу и мою супругу. Знайте также, что в случае чего я позабочусь о дамах де Вигонрен, дабы они могли вести свой обычный образ жизни, не говоря уже о моем сыне, которого я бесконечно люблю. Наконец, если Маот казнят, Агнес станет опекуном своего племянника Гийома, состояние которого достанется ей. Думаю, она ничего не будет иметь против. Моя жена не особенно любила свою невестку, хоть и притворялась ради приличия.
– Я не могу солгать своей даме, – отрезала Мартина, как будто Эсташ продолжал с ней торговаться.
– Это делает вам честь, я прекрасно вас понимаю. Будьте уверены, что я никогда не оставлю Адель.
– Но почему же, мессир, почему? Мадам Агнес такая красивая, у нее такой живой возвышенный ум, – принялась защищать хозяйку Мартина. – Она же вам всегда демонстрировала свою дружбу, почтение, покорность…
Старая служанка прекрасно отдавала себе отчет, что она не в состоянии произнести такие слова, как «любовь», «нежность» и даже «привязанность».
Эсташ де Маленье устало положил руку себе на лоб. Без гнева и даже досады в голосе он принялся объяснять:
– И все же это так. Моя супруга в точности последовала юридическим советам своей матери. Но Агнес не способна любить кого бы то ни было, за исключением тех, кто носит ту же фамилию, что и она. Агнес презирает меня так же, как и ее мать. Первая вышла замуж не за мужчину, а за кошелек, пожертвовав собой для благополучия семьи. И одному Богу известно, насколько эта жертва стоит у нее поперек горла. Вторая каждую минуту сочувствует своей нежно любимой дочери. А я почему-то все это должен выносить. Восхитительный брак, вы не находите? Впрочем, с чего бы это? Мартина, то, что я вам скажу, оскорбит ваш слух, и я заранее прошу у вас за это прощения. Вообразите себе, какое оскорбление… что чувствует мужчина, когда супруга ждет, что он… закончит с ней, сжав зубы от злости и отвращения.
– Пожалуйста, монсеньор…
