– Прошу прощения, – прошептал исполнитель Высоких Деяний, – слово совсем неразборчиво, чернила смыты слезами. Думаю, следует читать «ангелочки».
…заливались румянцем, как ангелочки, несмотря на то что Николя бог знает когда потерял невинность. Гермиона де Тизан была вылитая фея. Она была само восхищение и могла превратить самый тоскливый день в торжество света и радости. И все же она побаивалась сообщить отцу, что Николя завоевал ее сердце. Впрочем, мы можем не краснеть за наше имя и нашу кровь, хотя блеск и богатство для нашей семьи остались далеко в прошлом. Это милое дитя пребывало на вершине счастья и сгорало от нетерпения наконец сообщить про Николя. Гермиона доверилась матери, которую она обожала, и своей старшей сестре, которую считала доброжелательной. Анриетта потребовала встречи с моим братом; что может быть более естественным…
Тизан, у которого побелели даже губы, опустил голову и так сильно стиснул в руке стакан, что мэтр Правосудие Мортаня начал опасаться, что он его раздавит.
Что же произошло в этом гнусном, извращенном разуме? Анриетта, в свою очередь, влюбилась в моего брата, который, сам того не желая, действовал на всех девушек, как весенний мед на пчел. Женская ревность, такая же ужасающая, как убийство, отравила ей сердце, и без того уже источенное скверной. Прошло несколько дней. Гермиона, такая радостная и такая влюбленная, вдруг опечалилась. Сильвин Броше, которая служила нашей семье…
Ардуин прервал чтение и пристально посмотрел на ту, кого принимал за уличную попрошайку. Ледяной взгляд голубых глаз, в свою очередь, остановился на нем. Однако Венель-младший был уверен, что старушка не видит его, что мыслями она в который раз вернулась в свое горестное прошлое.
…Сильвин Броше, которая служила нашей семье бог знает с каких времен, смогла выспросить у нее причину такой печали. Анриетта с жаром отговаривала сестру от этого замужества; в то же время она находила множество поводов, чтобы посетить моего брата, и докучала ему своим кокетством и ужимками, свойственными влюбленной девице. Он был с нею неизменно вежлив, но держался от нее на расстоянии.
Произошло ужасное. Осенью Гермиона по настоятельной просьбе Николя отправилась на пруд Бас-Рош. Как и всякий раз, желая позаботиться о репутации своей ненаглядной возлюбленной, он попросил Сильвин побыть компаньонкой девушки…
– Моя ошибка, моя большая непростительная ошибка! – прошептала вышеупомянутая, складывая вместе руки. – Чувства, которые я не смогла обуздать, наказали меня стократно. Беззаботная пташка, я пользовалась счастливым случаем всякий раз, как он мне представлялся. Но я старела. Взгляды мужчин становились уже не такими пристальными, их улыбки были уже не такими призывными, а комплименты мне делали все реже и реже. Большинство из них больше не оборачивались, когда я проходила мимо.
Улыбнувшись, она продолжала:
– По просьбе их отца, да упокоит Господь его душу, я стала первой женщиной сперва для Луи, затем для Николя. Он был таким искусным, таким восхитительным мужчиной и гораздо моложе меня. И он дал мне понять, что я не оставила его равнодушным. Зная, что Николя никогда не овладеет своей будущей супругой, даже под влиянием страсти, я втайне отправилась на свидание на пруд Бас-Рош. Свидание было таким прекрасным и таким бурным, что я забыла о времени.
Речь ее прервало рыдание. Закрыв рот руками, женщина простонала:
– Разве это не чудовищно, разве не ужасно, что я не могу вспомнить ни лица, ни имени моего несчастного любовника, в то время как наши разнузданные забавы стоили жизни трем прекрасным людям, не говоря уже о моей собственной жизни?
– Продолжайте, Сильвин, – печально попросил Венель-мадший.
– Этого я ждала целых четырнадцать лет. Приведя себя в порядок, я поспешно поднялась на холм. С его верхушки я все и увидела. Анриетта, это была она. Уперев руки в бока, она внимательно смотрела на что-то в воде неподалеку от скалы. Вдруг меня охватил ужас, такой сильный, как никогда в жизни. Я… могу видеть некоторые вещи: женский дар, который достался мне от бабушки, дар, который теперь уже далеко не тот. Крича как безумная, я побежала туда. Раскрасневшаяся, разгоряченная борьбой, Анриетта довольно улыбалась. Чуть поодаль на воде покачивалось тело Гермионы, отягощенное осенней одеждой. Рукава Анриетты и ее юбка спереди и сзади совсем промокли. Даже если она не толкнула ее в воду, воспользовавшись отсутствием Николя, то, без сомнения, держала ее голову под водой. Здесь было не очень глубоко, и Гермиона могла выбраться из воды.
– Но ведь она… она говорила, что… изо всех сил старалась вытащить сестру на берег, – пролепетал мессир де Тизан. – Гермиона поскользнулась на прогулке и ударилась о большой камень…
Сильвин, казалось, не слышала его. Она продолжала говорить:
– Я хотела броситься в воду, надеясь, что Гермиона лишь потеряла сознание. Но Анриетта схватила меня с чудовищной силой. А затем произнесла таким спокойным голосом: «Сдохла наконец. Жаль, что не раньше!» Я повернулась к ней, готовая броситься в драку, угрожать ей, что все расскажу. Но она только прыснула со смеху, продолжая держать меня:
– Не забывай, что я обожаемая дочь сеньора бальи. Он проглотит все, что я ему преподнесу, а вот ты закончишь свои дни на эшафоте, бедная старая дева, слабая на передок. Ты хоть удовольствие-то получила?
Вот и вся моя история. Продолжай чтение, палач.
Я обвиняю себя в душевной черствости, в глупости. После глубокого траура Николя потерял вкус к еде и питью, перестал смеяться. Он постоянно навещал те места, где они были с Гермионой, и я уверен, что еще можно было вернуть его к жизни. Я тогда не понял, что Гермиона, обожаемый ангел, была ему настолько дорога, что без нее он не мог даже дышать. Я ругал своего брата, одергивал его, называл слюнтяем, хнычущей бабой. Чтобы успокоить меня, он отвечал, изображая прежнего Николя, того, кто уже умер. Я же, несчастный, ни о чем тогда не догадывался. Я полагал, что снова обрел своего младшего брата, радовался этому, в то время как тот был несчастным призраком, чья агония уже заканчивалась. Два года, день за днем после убийства – я настаиваю, что это было именно убийство…
– Это… ужасное слово здесь специально подчеркнуто, – уточнил Ардуин и продолжал читать.
…после убийства Гермионы де Тизан своей подлой сестрой Анриеттой, Николя повесился у себя в комнате. Там я его и нашел. На туалетном столике он оставил короткую записку: «Моя душенька, моя безмерная любовь, мой очаровательный ангел, я иду к вам. Пожалуйста, встречайте меня с распростертыми объятиями. Ваш Николя, наконец-то навсегда ваш». Эту записку я доверил Сильвин.
– Я ее все еще храню. Она вернется к вам, мессир де Тизан, это беспощадное напоминание.
С тех пор я будто блуждаю во мраке. Вино, ложные друзья – все это губит меня больше и больше. Единственно, чего я желаю, – забыться, достичь благодетельного забытья, в котором ужасные воспоминания больше не будут меня тревожить. И все эти годы я неотступно следил за Анриеттой де Тизан, так как, предавая тело брата земле, поклялся, что она непременно заплатит за свой непростительный поступок.
