«Ты такой скромный, воспитанный мальчик, — писала моя мама, — ты должен позаботиться о себе в этой жизни. Ты обещаешь мне это?»
Но на самом деле это оказалось нетрудно, потому что все были добры ко мне, и я все успевал. После приготовления горячего завтрака для парней я вел детей Патела в школу. Затем я открывал прачечную, потому что миссис Прайс, имевшая много друзей-мужчин, ранним утром бывала не в форме.
После этого я возвращался к семейству Патела и помогал им расставлять товары на полках и относить мусор на свалку. Затем нужно было наводить порядок в квартире, делать уборку, и каждый день я старался сделать что-то новое, вроде сооружения новой полки или приобретения подержанного телевизора, который мне дали в обмен на уборку в мастерской по ремонту телевизоров. Потом Кит нашел видеомагнитофон, который упал с грузовика, но не разбился, так что у нас было как бы собственное кино в столовой.
Я приводил из школы детей Патела и делал покупки для Кристины, старой дамы-гречанки, которая сшила нам занавески.
И каждый год я приобретал билеты обратно в Ирландию. Мы с Китом возвращались домой на маленькую ферму под Россмором, чтобы повидать родителей.
Каждый раз что-то было по-новому, город очень быстро рос и расширялся. Теперь был даже автобус, который ходил до поворота к нам. Я никогда не слышал ничего о бедной Норе и ее жизни. Кит сказал, что не у кого спросить.
Когда мы приезжали домой на эти две недели, я всегда делал какую-то работу по хозяйству. Ну, Кит обычно пропадал на танцах и не замечал ничего такого, а жилье ветшало, и требовалось то что-то подкрасить, то что-то починить. Папа занимался скотом, и у него не оставалось времени или сил для этого.
Я предложил Киту купить им хороший телевизор или даже стиральную машину, но Кит сказал, что у нас не хватит денег и не надо, чтобы нас считали миллионерами, потому что это не вызовет у наших соседей ничего, кроме зависти.
Меня беспокоило мамино здоровье. Она всегда была болезненна, но она говорила, что святая Анна дала ей эти дополнительные годы, для того чтобы она могла увидеть, как растет ее семья, и что за это она очень ей благодарна. Как-то летом мне показалось, что она очень плохо выглядит, но она сказала, чтобы я не беспокоился за нее, что все хорошо, и сейчас им стало жить легче, потому что папа продал одно поле и часть скота, и теперь он чаще бывает дома и может приготовить для нее чашку чаю. Ее ничто не беспокоит, за исключением того, как будет жить папа, когда ее не станет.
А потом мы с Китом приехали на мамины похороны.
И все наши друзья в Лондоне прислали цветы, потому что я рассказывал им о маме. Говорили, что к Киту очень хорошо относятся в Лондоне, раз у него столько друзей. На самом деле это были мои друзья, но это не имело никакого значения.
Бедный папа выглядел как тяжелораненый. Его лицо было полно печали, когда он прощался с нами.
— Теперь тебе предстоит присматривать за Недди, — наставлял он Кита на станции железной дороги. Как показало дальнейшее, все потом случилось совсем не так.
— Как ты думаешь, он не заплатит за нас? — проворчал Кит. Но деньги у меня были, и я мог заплатить за нас…
А потом, поскольку я привел в порядок все наружные помещения мистера Патела, когда он расширил площадь складов, он предоставил нам еще одну отдельную комнату за ту же плату, и один из наших парней перешел туда и завел девушку для серьезных отношений, так что теперь нас было только трое в квартире, и у каждого было по комнате.
У остальных тоже бывали девушки, вполне приятные девушки, они завтракали и были очень милы со мной.
Все были очень заняты, и время летело незаметно, и вот мне исполнилось тридцать семь, но я почти двадцать лет копил деньги, так что мне повезло с этой стройкой. В самом деле, если вы откладываете двадцать фунтов в неделю сначала, а потом больше, от тридцати до пятидесяти, все это складывается в весомую сумму.
Каждый год мне приходилось уговаривать Кита поехать со мной домой. Он говорил, что чувствует себя в Россморе заживо погребенным. А в один из наших приездов оказалось, что с папой не все в порядке. Он не отремонтировал загон для птицы, и лисица съела всех кур. Он не мог больше ходить в магазин и полагался на людей, заходящих к нему и предлагающих продать скот, отчего ему становилось еще хуже.
Он сильно постарел и совсем не ухаживал за домом. Я сказал Киту, что папа больше не может жить один. Кит ответил, что мысль о доме призрения вызывает у него ярость. Как будто бы я хотел отправить нашего папу в дом призрения!
— Нет, — сказал я, — я буду ухаживать за ним. Постараюсь работать за него.
— И получить все наследство? — с ужасом спросил Кит.
— О нет, Кит, я попрошу кого-нибудь оценить все, может быть, Майлса Бэрри, адвоката из города, а затем дать тебе и остальным вашу долю. Это будет по-честному, разве нет?
— Ты будешь жить здесь с отцом? — Кит смотрел на меня, открыв рот.
— Кому-то нужно это делать, — объяснил я, — и потом, я скоро женюсь, если смогу найти хорошую девушку.
— Купить этот дом? Выдать нам нашу долю? Что за мечты? — Кит рассмеялся.
Но я мог купить его, и я сделал это прямо на следующий день, и папа был очень рад, но Киту это совсем не понравилось.
Он сказал, что у него нет сбережений, и я, который в своей жизни ни одного дня не работал, не буду ли так любезен залезть в свой карман и дать ему на приобретение маленькой фермы или хорошей квартиры, пригодной для джентльмена. Это был очень странный поворот дела.
— Но почему ты считаешь, что я в своей жизни ни одного дня не работал, я же был вашим управляющим? — закричал я, чрезвычайно расстроенный этим нелепым обвинением.
Он, похоже, не был согласен с моим объяснением.
— Я был вашим управляющим, — настойчиво повторил я. Потому что я действительно им был. Я устроил хорошую квартиру, в которой они жили. Я мог бы еженедельно откладывать их деньги так же, как откладывал свои, если бы они мне их давали. Нужно было пойти на почту и завести счет, и аккуратно его пополнять. Но я не мог по пятницам выцарапать из них деньги, если они пропадали в клубах или тратили их на девушек, или покупали модную одежду.
Причина, по которой я смог накопить денег, состояла в том, что я не пил. Покупал одежду по низким ценам в «Оксфаме»
[3], был занят на работе с утра до вечера, и у меня просто не было времени куда-то ходить и тратить деньги — вот я и накопил на дом.
Я все это спокойно сказал Киту и объяснил ему так подробно, что он не мог не понять. Я наблюдал за его лицом и увидел, что он перестал злиться. Его лицо смягчилось и стало приятным, как в тот вечер, когда он сделал меня управляющим. В тот вечер, когда он бегал за рыбой с картошкой. Он положил свою широкую ладонь на мою руку:
