— Покойся с миром, — вздыхает мамаша. Что за лицемерка!
Я всегда верила, что перед смертью, в последний момент, человек получает возможность заглянуть в душу других и увидеть, что там творится на самом деле. Интересно, бабушка до сих пор считает меня славной девочкой?
Звоню Трою, отменяю свидание. Мне тошно от всего. Я не хочу стареть. Не хочу умирать.
Завтра посиделки у Конни. Ящик опять со своими планами:
— Знаешь, Лори, я так хочу поехать туда вместе с тобой. Поболтаем по дороге, а?
— Ну конечно, будет просто здорово, — улыбаюсь до ушей.
Черт. Мне так хотелось до этого повидаться с Троем. Придется все отменить.
Она заезжает за мной в шесть. Вся из себя такая — туфельки под цвет сумочки. Ехать надо на Сильвер-лейк, к черту на кулички. Зато у меня будет полно времени по дороге. Уж что-нибудь я из нее вытяну.
— Ну и как у тебя дела с Брэдшоу? Ты что-то все молчишь последнее время.
Ни улыбки в ответ, ничего. Плохой признак.
— Все хорошо, — голосочек жеманный. Чертова ханжа. — На следующей неделе идем с ним в Оперу. Я никогда еще не была в Опере.
Да хрен с ней, с этой Оперой.
— Здорово. А как насчет… Ну, в общем, у тебя с ним?..
Она хмурится. Я зашла слишком далеко. Сейчас скажет, что это не мое собачье дело. Но, вздохнув, она отвечает:
— Нет. То есть да, до некоторой степени. Но это не то, что ты думаешь.
Значит, они все-таки не трахаются. Черт.
— Я ничего не могу понять, Лори. Он и правда мне нравится, я горжусь, что он интересуется мной. Но иногда я думаю, что дальше? Лет через десять, когда он уже… постареет? Что тогда?
Глупости, говорю я. Надо ей запудрить мозги, да погуще.
— Джон Брэдшоу — живая легенда. Быть с ним — настоящая удача. Для таких, как он, возраст не имеет значения.
— Да, конечно, я знаю.
Но голос у нее какой-то безрадостный.
— К тому же есть и материальная сторона, — добавляю я.
Она снова хмурится. Не стоило мне этого говорить, она обиделась.
Хотя нет, она девушка с понятием.
— Я это знаю и не стану притворяться, что для меня это не имеет никакого значения. Я думаю о родителях, о том, что он может для них сделать. И для агентства тоже.
И смотрит на меня большими глазами:
— Ты считаешь меня циничной?
— О чем ты говоришь? Ты просто реалистка.
— Да, наверное, ты права.
Но в голосе по-прежнему звучит сомнение. Не нравится мне это.
Мы доезжаем наконец до Сильвер-лейк. Боже, что за дыра. Жалкие домишки выстроились в бесконечный ряд. Жилище Конни обозначено воздушными шариками, привязанными к почтовому ящику. Ах как мило, просто блевать тянет.
Интерьер соответствующий — настоящая коробка из-под крекера. От этого хочется волком выть. С таким же успехом Конни могла бы вывесить плакат «Я сдалась, и это все, на что я оказалась способна». По мне, если уж не можешь позволить себе приличный дом, живи на улице.
В доме кучкуются актеры. Конни суетится, знакомит нас со всеми. Она не говорит, что мы из агентства, но все знают. Уж слишком много нам уделяют внимания, все норовят пожать руку да спросить, как мы доехали.
Вокруг Ящика жужжит целый рой, тащат ее к бару. Хотят напоить, чтобы вытянуть из нее контракт? Я слышу ее смех, ей весело, приятно, она даже не подозревает, чего ради они так вертятся вокруг нее.
Затеваются игры. Мы должны угадать, сколько однопенсовых монеток лежит в кувшине.
— Если вы актеры, то вряд ли вы увидите больше денег за весь год!
Тут нам положено смеяться.
Восемь часов. Где же Трой, черт возьми?
Я выхожу к бассейну на заднем дворе. Он усеян опавшими листьями. Сажусь на край и дотрагиваюсь до пены, лежащей на поверхности воды. Появляются маслянистые радужные разводы. Мне становится не по себе. Словно внизу что-то мертвое, и я вспоминаю бабушку.
Что же теперь будет? Мне остается только сидеть здесь и ждать.
Он приехал, я это чувствую. Подглядываю через раздвижную дверь и вижу, что он стоит в прихожей. Я быстро поднимаюсь, иду в дом. Вот и Ящик.
— Лори, где ты была? Я тебя везде искала.
Она его пока не заметила. У меня есть еще несколько секунд, чтобы посмотреть на него, несколько последних секунд до конца всего.
И вот она поворачивается и видит его. Я вижу ее лицо. И его лицо. Вот и все.
Они не отрывают глаз друг от друга. Не двигаются. Заори я сейчас, что горю, они даже не услышат.
Пандора
Это было одно из таких мгновений. Их помнишь всю жизнь, и что бы потом ни случилось, они остаются в целости и сохранности.
— Привет, меня зовут Трой, — сказал он.
Это был тот удар молнии, о котором говорил Джон Брэдшоу. Я посмотрела на него, и сердце мое дрогнуло.
— Привет, Трой, — ответила я. — Я Пандора Браун.
Когда мы с Лори возвращались домой, я чувствовала, что от потрясения у меня кружится голова. Я умирала от желания расспросить о Трое, но понимала, что не смогу. Пока мы ехали туда, говорили только о Брэдшоу, и было бы неприлично с моей стороны заводить разговор о другом мужчине на обратном пути. К тому же я видела, что Лори не до разговоров. Она молчала всю дорогу. Наверное, что-то расстроило ее в тот вечер.
Шли дни, а я все не получала никаких вестей о Трое. Надо быть реалисткой, говорила я себе. С тобой могут полюбезничать часок на вечеринке, но это еще ничего не значит. И потом, ведь Лори знает его много лет. И будь он действительно так уж хорош, она сама от него не отказалась бы. Нет, Трой — это ложная приманка, а я размечталась, как школьница. Пройдет.
Но образ его не выходил у меня из головы всю неделю. Во время какой-то деловой встречи его лицо появилось передо мной на контракте, будто голограмма. Или, пожимая руку клиенту, я вдруг внезапно видела руку Троя, теплую, загорелую.
У Конни он сказал мне напоследок, что заедет как-нибудь и завезет свои фотографии. И каждое утро я просыпалась с надеждой, что это произойдет сегодня. Боже, как я глупа. Мне-то казалось, что я уже давно излечилась от подростковых безумств.
Лори не появлялась в ту неделю до самой пятницы. Каждый день она звонила и говорила, что больна. Голос у нее был, правда, не больной, а скорее странный. Но все равно, лишняя работа мне только кстати — меньше думалось о Трое.
Во вторник утром Джон Брэдшоу зашел в офис и пригласил меня на ланч. Я сразу подумала о Трое. Он мог зайти со своими снимками как раз в это время. Но я тут же опомнилась и ответила Джону:
