Но те, кто утверждал, мол, это напряженная и шумная атмосфера состязания сдерживает проявление астральных феноменов, уже весьма надоели редакции. Берд писал в редакторской колонке журнала, что люди «устали оттого, что каждый оккультист с улицы (все эти Томы, Ричарды и Гарри) считает своим долгом засыпать нас трюизмами». Берд не хотел, чтобы кто-то считал, будто комиссия позволяет себе нападки на людей со сверхъестественными способностями или что «В мире науки» занимается вопросами религии. По его мнению, медиумические феномены не являются чудесами. «Если они происходят, – утверждал он, – то вследствие действия законов и причин, столь же определенных, как те, что вызывают взрывы в цилиндрах автомобильного двигателя». Проблема, как видел ее Берд, состояла в том, что «В мире науки» постоянно попадались шарлатаны.
Впрочем, той зимой, после разоблачения журналом доктора Альберта Абрамса, печально известного целителя электричеством, Берд был готов возвращаться к охоте за привидениями, хоть она и приносила неутешительные результаты. «Если попытаться выделить общность в нашем опыте за последние пятнадцать месяцев, – отмечал он, – то бросается в глаза низкое качество пришедших к нам медиумов». Конкурс журнала «В мире науки» был объявлен для того, чтобы проверить лучших медиумов мира. Так где же они?
В попытках привлечь новых кандидатов Берд опубликовал письмо одного из тех самых оккультистов «с улицы» – спиритуалиста, который говорил о том, какой шанс упускает движение.
«Что вы будете делать с расследованием “В мире науки”? – вопрошал этот человек членов Национальной ассоциации спиритуалистких церквей на собрании этой организации. – Вам выпал наилучший шанс доказать всему миру, что все эти вещи происходят. Если вы им не воспользуетесь, мир неизбежно придет к выводу, что вы остались в тени, потому что вам нечего продемонстрировать».
«Вот именно! Вот именно!» – хотел ответить Берд. Христианство продвигали апостолы, которые отважно шли в логово льва. Неужели ни у одного уважаемого медиума не достанет отваги встретиться с одним-единственным скептически настроенным иллюзионистом и несколькими непредвзято настроенными учеными? По распоряжению Мунна, журнал напечатал жирным шрифтом имена знаменитых медиумов, которых Берд хотел видеть в Нью-Йорке сильнее всего: список включал в себя Эвана Пауэлла, Аду Дин, Уильяма Хоупа и мисс Аду Бессинет из Огайо. Он заявил, что компания Мунна оплатит их проезд и проживание. Им следовало принять вызов сейчас или никогда.
Единственным, кто откликнулся, был доктор Ле Рой Крэндон, чья жена, все еще неизвестная широкой публике, не упоминалась. Но хотя она и была готова к проверке, доктор Крэндон боялся, что сеанс в Вулворте превратится в цирк; там ничего нельзя было определить. Вместо этого он предложил привезти комиссию в Бостон, чтобы сеансы можно было проводить в более спокойной обстановке. Он даже пригласил членов комиссии из Нью-Йорка погостить на Лайм-стрит на время сеансов с Миной.
Новость о том, что миссис Крэндон готова принять вызов, порадовала Берда. Он сказал Мунну, что леди из Бостона, вероятно, их последняя надежда на возможность исследовать достойного медиума. В отличие от остальных кандидатов, Мина никогда не брала за свои сеансы денег, а Крэндоны щедро предложили профинансировать пребывание комиссии в Бостоне. Взамен Берд согласился на столь необычные условия эксперимента. Привозить медиумов в офис «В мире науки», где от них требовалась немедленная демонстрация способностей, оказалось, как признал Берд, не особо действенным методом. Берд также согласился, что ученый должен работать с медиумом постепенно, прежде чем требовать от него убедительной демонстрации. Кроме того, Крэндоны не хотели, чтобы их имя появлялось в газетах. Чтобы позаботиться об этом, Берд предложил придумать кандидатке псевдоним. Ее вторым именем было Маргарита, так почему бы не называть ее Марджери?
Они назвали ее Марджери, и она стала Марджери. Вскоре после того как стороны достигли соглашения, Уолтер посредством автоматического письма своей сестры сочинил оду Берду:
В Нью-Йорке человек ученый жил,
Был знаменит – светило из светил.
Из ближних, дальних стран, со всех сторон
К нему, толпясь, спешили на поклон.
Но медиумов он разоблачал,
Ловил их за руку, всегда торжествовал.
Он ликовал – но до того лишь дня,
Когда он захотел поймать… меня
[49].
Опасные игры
Дитя, оглянися; младенец, ко мне;
Веселого много в моей стороне:
Цветы бирюзовы, жемчужны струи;
Из золота слиты чертоги мои
[50].
Иоганн Вольфганг Гете
Присутствие детей в доме не затрудняло проведение сеансов у Крэндонов. Приемный сын пары по неизвестным причинам с ними больше не жил. Другие предполагаемые приемные дети появлялись в доме на Бикон-Хилл, но никто надолго не задерживался, и люди говорили – когда Крэндоны их не слышали, – что их отпугивают призраки. Лишь Джон Крэндон, которому было десять лет, когда его мать начала проходить проверку медиумических способностей в рамках экспериментов ученых, вырос в доме номер десять на Лайм-стрит. Хотя биологический отец Джона жил всего в нескольких милях оттуда, мальчика вырастил Рой и ребенок носил его фамилию. На время сеансов его запирали в комнате, защищая от того, что он позже называл «опасными играми».
Говорят, что призраков привлекают чувствительные существа: они обуяют хрупких молодых девушек и шалят с детьми – как с сестрами Фокс из Гайдсвилля. Но нет записей о том, что Уолтер нападал на Джона или на сирот, живших с Крэндонами. Все верили, что дети в безопасности. В записях о Марджери так мало сказано о ее сыне, что легко забыть, что он вообще присутствовал в доме. До подросткового возраста, однако, он обычно находился именно там, и, пока его мать проводила сеансы, ребенок спал – или пытался заснуть – в комнате по соседству.
Доктор хотел избавиться от подозрений, что, как в случае с Мэгги и Кейт Фокс, причиной феномена Лайм-стрит послужил детский розыгрыш. В качестве предосторожности слуг отправляли в кино или по своим комнатам на время сеансов, а Джона закрывали в его комнате, хотя никто не потрудился защитить его от потусторонних звуков. Когда Уолтер был активен, стук, шепот, грохот мебели и последующие крики Алека пугали ребенка. Однажды Джон слышал, как с яростным хрустом ломается дерево. На следующее утро он обнаружил остатки кабинки медиума и понял, что это работа его матери.
Тревога Джона росла по мере того, как продолжались сеансы. В конце концов друзья Крэндонов намекнули им, что Лайм-стрит, превращавшаяся в новую Мекку паранормальных исследований, стала не лучшим местом для ребенка. Доктор, которому нравилась идея старых школ-пансионов, решил, что Джону подойдет Эндовер, куда его и направили. Но Джон и Мина остались близки, и сын беспокоился о ее состоянии. Доктор Крэндон, акушер и гинеколог, не был врачом Мины, когда родился ее сын; он так и не перерезал пуповину, связывающую ее с Джоном.
