И когда это свершилось, любой человек-с-улицы почувствовал, что стал свидетелем «великолепного зрелища, полностью соответствовавшего ожиданиям». В «Геральд Трибьюн» писали, что Нью-Йорк ощутил «восхищение, которое не смогло бы вызвать ни одно бродвейское шоу, и религиозное благоговение, несравнимое с чувствами от проповеди лучшего священника». Арестованные, готовые предстать перед судом присяжных, получили разрешение на выход под открытое небо, чтобы полюбоваться этим удивительным явлением. Армейский пилот, пролетавший в пяти тысячах футов над землей, передавал свои впечатления от затмения по радио, и слепые в Гарлемской больнице, слушая эту передачу, громко возликовали, ведь их воображение было куда красочнее любых образов, доступных зрячим. В Нью-Джерси слепой мужчина случайно взглянул на небо за мгновение до затмения и тут же упал от чудовищной боли, а после этого, через пару часов, к нему чудесным образом вернулось зрение. Мусорщик в Бруклине, опершись на ручку метлы, задумчиво взглянул на исчезающее светило и сказал: «И все же… и все же находятся те, кто говорит, что Бога нет».
В Бостоне Крэндоны видели, как небо вокруг солнца вдруг окрасилось розовым, желтым, оранжевым. Над толпой, собравшейся перед ратушей, воцарилась тишина. Люди молча стояли на ступенях, выглядывали из окон и с балконов. Звучало только стрекотание камеры – и раздался вдруг вздох восхищения, когда справа и чуть сверху от еще светящегося солнца что-то полыхнуло белым. Поднялся ветер, стало ощутимо холоднее. «В точности как перед началом астральных явлений», – подумал Рой. «Вот оно!» – зашумели в толпе, когда солнце начало исчезать, теперь по виду напоминая луну на ущербе. В сгущающихся сумерках крыша ратуши отливала зеленовато-золотым, а деревья в Центральном парке приобрели неземной синеватый оттенок. Стоял день, но в небе были видны Юпитер, Венера и Меркурий. Залаяли собаки. Повинуясь сгущающейся тьме, голуби перед храмом Олд-Саут-Черч на Бойлстон-стрит уснули, сунув головы под крыло. И когда солнце скрылось из виду, Марджери подумала, не останется ли оно за завесой навечно и не придется ли теперь людям влачить свое существование в этом призрачном сумрачном мире.
Скандальное выступление
Нет у меня заслуг и остроумья,
Ораторских приемов, красноречья,
Чтоб кровь людей зажечь. Я говорю
Здесь прямо то, что вам самим известно
[70].
Уильям Шекспир. Юлий Цезарь
Когда зрители начали собираться в Симфони-холле, многие оглядывались, пытаясь понять, кто же явился на сегодняшнее выступление, уже вызвавшее такую шумиху в обществе. Многие пришли в куртках и свитерах, были тут и люди в вечерних нарядах: публика с Бэк-Бэй, университетские преподаватели, бруклинские евреи – кого тут только не было. Некоторые напускали на себя загадочный вид, другие же, как ни в чем не бывало, садились разгадывать кроссворды в газете, словно чтобы показать окружающим: Гарри Гудини просто прочтет очередную лекцию в модном заведении, и сегодня, третьего января, не станет же он заставлять слона исчезать и не будет высвобождаться из какой-то хитроумной ловушки – скука, да и только. Но сам Гудини считал это выступление одним из самых главных в своей жизни и хотел, чтобы люди того же сословия, что и Крэндоны, пришли послушать его. В первом ряду сидел мэр Бостона с супругой и детьми: Джеймс Керли, известный своим вспыльчивым характером, был заметен в любой толпе, хоть и не был особо близок к верхушке бостонской элиты. Рядом с ним расположилась Анна Ева Фей – одна из самых знаменитых медиумов эпохи водевиля и единственный экстрасенс, у которого сложились хорошие отношения с Гудини, поскольку она честно призналась ему, что мошенничает на сеансах. Сбоку от сцены разместились члены комиссии: журналисты, священники и фокусники, которых Гарри и мэр пригласили на это мероприятие лично. Но, к разочарованию Гудини, Крэндоны не почтили его своим визитом в этот вечер: знаменитая бостонская пара сочла этот «балаган» ниже своего достоинства, как они выразились. Однако, несмотря на их отсутствие, толпа с нетерпением ждала начала шоу. Несколько раз в зале раздавались аплодисменты – так зрители пытались поторопить Гудини с выходом.
В «Транскрипт» писали: «И вот появляется Гудини, мускулистый, курчавый, он кланяется, улыбается, и звук его шагов эхом разносится над сценой». Когда он вышел под свет софитов, толпа ждала обычного для него невероятного трюка. Но иллюзионист лишь помолчал немного, будто отыскать подходящие слова было куда сложнее, чем найти отмычки, которыми он пользовался во время трюков с побегами. Зрителям был незнаком этот Гудини, не начинавший шоу зрелищным трюком: никаких проглоченных иголок, никаких хитроумных ловушек, в которых его бы подвесили вверх ногами.
Гудини начал выступление, подчеркнув, что не собирается оскорблять чью-либо веру. Он четыре раза объехал весь земной шар и сталкивался с удивительнейшими религиозными воззрениями, но ни одно из них не показалось ему опасным. Так, он видел индуиста, подвешенного на крюке, и до сих пор помнил выражение блаженства на лице этого мученика. Он видел, как люди в Индии передвигаются по улице на четвереньках – они были представителями странной секты, запрещавшей прямохождение. Встречал он и мистика, сумевшего прорастить ногти себе сквозь ладонь, и не увидел ничего плохого в этом обычае. Все эти верования не несли общественности такую угрозу, как культ спиритизма.
На это выступление в Симфони-холле Гудини не заготовил речь. Он предупредил публику, что собирается говорить все, что приходит ему на ум, и предложил присутствующим задавать ему вопросы в любой момент. Вспомнил он и о том, что снимает свой вызов доктору Макдугаллу, с которым к этому моменту уже успел помириться. Гудини сказал, что гарвардский психолог – джентльмен, и он ценит доктора Макдугалла как коллегу. Аудитория взорвалась аплодисментами, радуясь новостям об их примирении. Гудини широко улыбнулся. Ему всегда аплодировали в этом городе.
– Может быть, некоторые из вас видели, как я выступал перед Оперным театром: меня подвесили за лодыжки и спустили с крыши здания в смирительной рубашке. Когда я вновь оказался на земле, весь Бостон вращался вокруг меня, – вспоминал Гудини. – Мой менеджер, Ларсон, стоял рядом и что-то говорил, но я не понимал ни слова. Мне казалось, что город вращается. Я сказал Ларсону: «Подождите, сейчас я приду в себя». Но город все вращался.
Гудини пытался сказать, что медиумы тоже вызывают нарушения восприятия, хотя и признался, что вот уже тридцать пять лет пытался найти экстрасенса, чьи способности были бы подлинными.
– Если таковой существует, пусть он даст о себе знать! – требовал он. Миллионы долларов были потрачены на исследование паранормальных явлений за все эти годы. И где же он, этот настоящий медиум? – Пусть он покажется!
Но никто в зале не объявил себя подлинным медиумом. Тогда Гудини заговорил о знаменитых медиумах прошлого. Приглушив свет, он начал демонстрацию снимков. На таких лекциях жутковатые фотографии с привидениями были обычным делом, но сегодня Гудини показывал публике не призраков, а предшественников миссис Крэндон. На одном из снимков были запечатлены черноволосые и голубоглазые сестры Фокс, обманувшие миллионы людей своей способностью вызывать в помещении громкий стук.
