Ватсон спросил себя, знает ли кто-нибудь в точности, куда он попал. Хаос войны означал, что не было никаких бумаг, по которым можно было бы проверить, куда его отправили. Его положение может не проясняться несколько дней или недель. Несомненно, миссис Грегсон будет переживать. И Холмс. Бедный Холмс. Ватсон надеялся, что детективу дают кровь и «говяжий чай», как он предписал. Было бы здорово вернуть прежнего Холмса. Они могли бы обсудить дела, которым ещё предстояло увидеть свет: «Влиятельного клиента», «Вампира из Суссекса», «Загадку поместья Шоскомб»,
[153] – ещё, по меньшей мере, дюжину приключений, заметки и грубые наброски которых хранились в безопасности в сейфах банка «Кокс и Ко» на Чаринг-кросс.
В верхней части спины проснулся очаг боли, и вскоре его шея горела и свербела. Но Ватсон знал, что не должен царапать кожу. Открытые части его тела пострадали сильнее всего. Вскоре понадобится ещё морфий. Достаточно морфия, чтобы смягчить самое худшее. И, быть может, вернуть его в мир, где единственным светом был газовый, единственным транспортом – красивый кеб, в воздухе витал густой сернистый запах лондонского смога и двое мужчин в расцвете лет раз за разом затыкали за пояс Скотленд-Ярд. «Обедаю в ресторане Гольдини на Глостер-роуд, Кенсингтон. Прошу вас немедленно прийти туда. Захватите с собой ломик, закрытый фонарь, стамеску и револьвер. Ш. Х.»
[154].
Ох, как это его радовало! Но тот мир исчез навсегда, и не только в физическом смысле. Ничего уже не будет как раньше, даже если они чудесным образом вернут свою молодость. Теперь над миром повисла тьма, и трудно понять, как он сможет засиять снова. От этой мысли у Ватсона в уголке глаза выступила слеза. «Жалость к самому себе, Ватсон, – проговорил голос в его голове, – ну разве это не самая бестолковая эмоция? Что бы ни случилось, старых времён уже не вернуть. Но, если Создатель пощадит нас, мы обязаны ради него с воодушевлением встречать дни, которыми он нас одарил. Нет, как раньше, уже не будет. Но всё будет, Ватсон, и с нами всё будет хорошо».
Майор решил, что голос был фальшивкой, но в тот момент он был рад этой фальшивке, как заснеженная земля радуется весеннему солнцу. На краю поля зрения он заметил замысловатый головной убор медсестры. Поднял руку и проговорил с запинкой:
– Сестра?..
Она повернулась к нему:
– Ja, wie kann ich helfen?
[155]
На мгновение майор решил, что мозг его подводит.
– Сестра?
– Ja? Sprechen Sie Deutsch?
[156]
Немецкий? Он впервые оглядел пространство взглядом, не затуманенным наркотиками, и увидел висевшие рядом с койками униформу, газету, которую читал парень напротив. Немецкий. Он в немецком госпитале.
– Sind Sie alles in Ordnung? С вами всё в порядке? Простите, я-то говорю по-английски, – сказала медсестра, присев, чтобы он мог увидеть её лицо. Оно было миленькое, круглое как луна, гладкое, не считая ямочек на щеках. Когда она улыбнулась, Ватсон увидел, что у неё в обыкновении перекусывать нить зубами. Она зашила множество ран. – Только, боюсь, не слишком хорошо. Чем я могу помочь? – Она положила ладонь ему на лоб. – Вы сильно побледнели.
– Это немецкий госпиталь? – спросил он.
– Ja, конечно.
– Где?
– В городе под названием Бапом.
Ватсон видел этот город на картах. Он был далеко за линией фронта. Немецкого фронта.
– И я военнопленный?
Она пожала плечами:
– Полагаю, да. Но прежде всего вы пациент. Итак, что случилось? Вы меня позвали.
У майора пересохло в горле, и он скрипучим голосом попросил воды. Она принесла эмалированную кружку, наполненную до краёв, и он выпил всё без остатка.
– Спасибо, сестра. У меня немного болит шея. Думаю, остальное не за горами. Мне, наверное, понадобится немного морфия.
Мужчина на соседней койке что-то сказал, и она выдала в ответ ураган слов, вынуждая его замолчать. Несомненно, он ворчал по поводу того, что она разговаривает с врагом на иностранном языке.
Она одарила Ватсона быстрой улыбкой, которая была почти виноватой. Девушка была Frontschwester, одна из немецких медсестёр, работавших на передовой, как британские медсёстры королевы Александры. И, несомненно, по количеству разбитых юношеских сердец она им не уступала.
– Так вы доктор, верно?
Ватсон рассмеялся и пожалел об этом. Когда приступ боли прошёл, он сказал:
– В общем-то, да, сестра. Медицинская служба сухопутных войск. – Он предположил, что все знаки отличия сгорели вместе с униформой.
– Ух ты! Что ж, доктор, добро пожаловать. – Он не стал исправлять её по поводу звания – наверное, лучше пусть считает его медиком, а не военным. – Если позволите заметить, не слишком ли вы…
– Старый?
– Зрелый. Не слишком ли вы зрелый, чтобы отправляться на фронт?
Он бы кивнул в знак согласия, если бы смог, но боль в шее была точно стальная лента, разогретая в кузнечной печи.
– Это долгая история. Надеюсь, я больше никогда не увижу ничью землю и траншеи.
Она заметила, как изменилось выражение его лица, когда шею начало неприятно пощипывать.
– Я принесу морфий. И не переживайте, скоро вы фронт не увидите. Нас завтра эвакуируют в тыл. Ваша сторона сумела отвоевать кое-что. Теперь мы в зоне досягаемости ваших больших пушек.
– Куда нас переводят?
Вопрос застиг её врасплох.
– Ну я не знаю, где мы в конечном итоге окажемся, но, как только ваша спина достаточно заживёт, вы поедете в Германию.
Боль растаяла, уступив место шуму в ушах, с которым кровь неслась по узким сосудам, и он осознал правду. Стальная лента теперь стискивала его виски. Надо взглянуть правде в глаза. Он отправляется на восток. Для майора Джона Х. Ватсона, доктора медицины, война за то, чтобы положить конец всем войнам, вот-вот должна была принять весьма неожиданный оборот.
Эпилог
ПРОВЕРЕНО ИНСПЕКТОРОМ 3743
HIGH-RES
TBS
KRIEGSGEFANGENEN SENDUNG
[157]
GEÖFFNET – ZENSIEREN
[158] No. AP 2121
