Она подумывала о том, чтобы просто следовать за танком пешком, в готовности проникнуть внутрь, если начнутся неприятности. В конце концов, сухопутный корабль явно не мог двигаться намного быстрей проворного пешехода. Но миссис Грегсон решила, что ей следует находиться поближе к Ватсону. Она беспокоилась за него. Отсюда и бесстыдное обращение к Халфорду, чтобы тот пустил её на борт.
Ватсон, как и в Бельгии, вёл себя словно являлся куда более молодым человеком, словно впервые за всю историю утраты, постепенно появляющиеся с возрастом, его не касались. Он действительно не выглядел на свой возраст – хоть она понятия не имела, сколько ему лет на самом деле, но любой, кто сражался в битве при Майванде
[105], был уже далеко не юным, – однако она знала, что энергии у майора меньше, чем у молодёжи, которая его окружала. Человек, который вернулся из ледника, был бледен как смерть, и его пульс с трудом заслуживал называться таковым. Она ожидала, что ему понадобится неделя в постели. Но вот он здесь, рискует жизнью в этом стальном чудище. Это демонстрировало, как она предполагала, что Ватсон по-прежнему обладал замечательной способностью восстанавливать силы.
Раздался новый звонкий стук по корпусу, и миссис Грегсон увидела, как два механика занялись своим делом. Танк дёрнулся, испытал что-то вроде механического озноба, и потом она ощутила, как он поворачивает. Миссис Грегсон выглянула через смотровую щель у себя над головой. Они действительно изменили направление и поехали в сторону колючки. Так называемой ничьей земли. Но всё будет по-настоящему, если этот громадный, неуклюжий монстр заедет в одну из траншей и накрепко застрянет.
Даже сквозь рёв двигателя и вой гусеничных лент они слышали визг колючей проволоки, которую давил танк. Некоторые её части вырывались и хлестали по более тонкому металлу спонсонов, точно щупальца умирающей твари. Потом мир пошатнулся, и те, кто ни за что не держался, чуть было не полетели кувырком вперёд. Миссис Грегсон ударилась головой о пулемёт и едва не сорвала противогаз с лица, когда боль сверкнула в черепе.
«Идти следом, – заключила она, – определённо было разумным вариантом».
Теперь они всё сильнее опускались носом вперёд, и миссис Грегсон предположила, что так ныряет субмарина. Двигатель дважды «чихнул» – видимо, бензин плескался в баках или поплавковой камере карбюратора, оставляя «Даймлер» без горючего, – прежде чем вымученная перемена в тональности звука оповестила о том, что мощность возросла, и нос начал подниматься, поначалу медленно, а затем с постоянной, размеренной скоростью. Она догадалось, что будет дальше. Хвост резко опустился, отбросив их в другую сторону, но на этот раз миссис Грегсон уберегла свой череп от любых выступающих предметов. Зато ободрала костяшки на обеих руках и сорвала ноготь.
Нос «Женевьевы» поднялся, а потом упал с сильным грохотом, от которого мир вокруг миссис Грегсон расплылся. Она тряхнула головой, попытавшись прояснить зрение, и без того ограниченное кругляшами «Перспекса»
[106] в её противогазе.
Ценой неистового труда экипажа, сухопутный корабль Её Величества «Женевьева» вернулся на ровную почву, и Халфорд, командир, заколотил гаечным ключом по корпусу. Это были не инструкции, а короткая победная барабанная дробь – громоздкая «Женевьева» пересекла первую траншею. Миссис Грегсон улыбнулась при виде его ребяческой радости. Халфорд был тем, кто тайком провёл её на борт. Ни у кого другого не было такой власти, и понадобились все её способности к увещеванию, чтобы убедить его в том, что женщины в танках не предвещали неприятности. Разве они были способны на такое? Пока что ни у одной не было шанса прокатиться в такой машине. Впрочем, как она признавала, привилегия быть первопроходцем в этом передвижном Аиде была сомнительная.
«Женевьева» теперь виляла и покачивалась, с грохотом преодолевая ничью землю. Миссис Грегсон рассматривала лицо Ватсона в поисках любых признаков тревоги. Понимает ли он, куда попал? Осознаёт ли, что пересекает воссозданное мрачное место, где лежал, застряв в грязи, и ждал смерти от пули немецкого снайпера?
Но она видела, что его больше волнуют вибрационные волны, исходившие от двигателя и передававшиеся по спине, и наблюдение за членами экипажа на тот случай, если кто-то из них продемонстрирует признаки недомогания. Потом миссис Грегсон заметила, как что-то скользнуло по его лицу: слабая дрожь. Майор устремил взгляд перед собой и прекратил оценивать состояние экипажа. А ещё прекратил моргать. Нет, он не всматривался в происходящее вокруг – он следил за чем-то другим, за внутренним представлением, которое проигрывалось в его мозге и проецировалось на сетчатку. Спазм ужаса исказил его черты, и он начал что-то бормотать. Ватсон был в беде.
Она поднялась со своего места, как и Ватсон. Он разинул рот и что-то крикнул, но слова затерялись. Майор вытащил из-под рубашки маленький, компактный пистолет и выстрелил, звук оказался достаточно громким, чтобы его было слышно сквозь шум двигателя. Пуля отскочила от пола, метнулась внутри танка, высекая искры. Кэрдью уже пытался скрутить Ватсона.
Миссис Грегсон обошла «Даймлер» с другой стороны; жар двигателя пропитывал её насквозь, как жидкость. Ватсон всё ещё дёргался, размахивая пистолетом в воздухе. Ещё один выстрел мог ранить любого из них, рикошетом отразившись от стен. Миссис Грегсон совершила единственный поступок, который пришёл ей в голову. Она стянула противогаз и шлем и вплотную приблизила своё лицо к лицу Ватсона, вынуждая его узнать её и крича его имя во весь голос. Рот Ватсона снова раскрылся и, широко распахнув безумные глаза, он ослабил хватку на пистолете и рухнул без чувств лицом вперёд.
Тридцать четыре
Иен Акленд полагал, что работа в британской секретной службе будет куда более интересной, чем она оказалась на самом деле. Он ожидал опасных миссий в чужих краях, но вступил в ряды агентов за два месяца до раскола, в результате которого появилось два независимых подразделения – одно для внутренних дел, а другое – для заграничных. Его признали наиболее подходящим для работы в пределах Британских островов.
Даже так сохранялась надежда на приключения в духе Ричарда Хэнни
[107]: ужины в «Кафе Ройял»
[108], напитки в «Рице»
[109], карточные игры в «Брукс»
[110], перемежающиеся отчаянными прыжками с поезда, смертельно опасными ситуациями и раскрытыми шпионскими сетями. Но люди на самом верху, по всей видимости, сочли проклятую врождённую хромоту, которая, когда Акленд закончил Кембридж, уберегла его от армии, неподходящим свойством для прыжков с поезда.
