В сквозной, просвеченный солнцем березняк она вошла уже почти бегом. Не обращая внимания на весёлую россыпь земляники под ногами, устремилась дальше, в сумрачный ельник. Перебралась через сырой овраг и побежала, перепрыгивая через бугры корней, в самую глушь леса.
Остановилась она лишь полчаса спустя, оказавшись в густой дубраве. Под ногами, в траве, валялись полусгнившие прошлогодние жёлуди. Василиса прислонилась спиной к стволу огромного кряжистого дуба, силясь перевести дыхание. Над её головой угрожающе заворчал первый гром. Слабый ветер потянул по макушкам деревьев, встрепенул листву.
– Спаси Христос… – пробормотала Василиса, открывая глаза и крестясь. И тут же с испуганным криком отпрянула в сторону: с дуба спрыгнул прямо ей под ноги смуглый взлохмаченный парень лет двадцати. – Господи! Гришка!!! Сколь разов просить тебя – не пугай! Чуть сердце не выскочило! – с сердцем выругала его Василиса. – Вот ей-богу не приду боле!
– А что ж ты пугаешься, Васёнка? – слегка виновато усмехнулся он, выпрямляясь и шагая к ней. – Кажин раз одно и то же: стоит прямо подо мной и в упор не видит…
– Увидишь тебя, коли ты как леший! Да пожди ты, я взмокревши вся!
– А мне какое дело? – Гришка легко отвёл тонкие руки девушки, притянул её к себе, поцеловал раз, другой, третий…
Василиса, вздохнув, обняла его, прижалась крепко, всем телом. Парень увлёк её за собой в дубовую чащу, уложил на примятую траву, повалился рядом сам.
– Васёнка… Господи… Сил нет терпеть…
– А у меня-то будто есть?.. Да ты хоть одёжу мне не порти, висельник… Вернусь, барыня заметит – что скажу?
– А ты не ворочайся… Оставайся… Ни в жисть не найдут! Запишут в беглые – да и всё!
– Сколько говорить – не могу?! Гриша, сердце моё, потерпеть бы нам… Ещё хоть малость потерпеть…
… – И сколь ещё терпеть велишь, Василиса Мелентьевна? – сердито говорил Стриж полчаса спустя, лёжа рядом с девушкой в примятой траве. – Ты мне почитай что жена, а поврозь уж полгода как…
– А куда я к тебе пойду? В лес хорониться? – Василиса старалась говорить сердито, но на губах её то и дело мелькала улыбка. – Сидеть под кустом да дрожать, покуда ты всех господ в округе изведёшь? Ты мне что говорил, змей? Агариных спалишь, и – прочь отсюда, до самой Сибири, со мной вместе!
– Мало мне одних Агариных-то, Васёнка, – медленно выговорил Стриж, садясь в траве и глядя мимо девушки в сумрачные заросли папоротника. В его чёрных глазах мелькнула шалая жестокая искра. – Мало, сам чую. Они ж тут не одни такие. Да и с ними пользы не вышло. Два раза мы с ребятами им петуха красного пущали – два раза их тушили! Только и доходу, что сенник сгорел! Да и барина я на тот свет обещался спровадить! Тебе же и слово в том давал!
– Доиграешься, – горестно пообещала Василиса. – Просила я будто с тебя то слово… Ну, сколько тебе народу покончить надо, чтоб успокоиться?
– Сотню я себе назначил, – без улыбки сказал Стриж. – Как думаешь, в нашем уезде наберётся?
– Не знаю. – Василиса тяжело вздохнула. – А не боишься, что вперёд тебя с твоими ребятами споймают? Слухи уж ходят, что скоро войско по твою душу пошлют!
– Вон как? – без всякого страха удивился Гришка. – Стало быть, затряслись баре-то?
– Дурень…
– Чего «дурень»? В жисть никакое войско меня в болотах не сыщет! И тебя со мной – ежели соберёшься наконец. Али мне до твоего нового барина в гости наведаться?
– А вот этого и думать не смей! – Василиса вскочила на колени так стремительно, что Гришка опешил. – И из головы выкинь, ирод! Я тебе сказывала аль нет, что барыня молодая – ангел сущий? У них того порядка нет, чтоб над людьми изгаляться! Дворовые как у Христа за пазухой живут! И на деревне мужики рады! Почитай, одни такие на весь уезд! И только насмелься со своей ватагой к ним заявиться!
– Васёнка, я ж тебя не спрошу, коль нужда будет, – спокойно, почти ласково возразил Стриж. И снова недобрая искра блеснула в его глазах.
Василиса, однако, не испугалась, а в тон Гришке заявила:
– Ну, и женишься тогда на другой какой. С которой вольготней разбойничать будет.
Гришка усмехнулся было, но, взглянув в потемневшее лицо девушки, счёл за нужное промолчать. Некоторое время они сидели не разговаривая. Стриж жевал травинку, слушал, как посвистывает в кустах лещины пеночка, искоса поглядывал на Василису. Дождавшись, пока у той между бровей исчезнет сердитая морщинка, спросил:
– Верно ли, что твой барин тебе Евсеича купил?
– Не мне, а барыне! – отрезала Василиса. Но, не выдержав, широко улыбнулась, и её глаза сразу потеплели. – Господи, Гришка… Ведь как есть золотые господа! Ну, что ты зубы скалишь, истинную правду говорю! Ну, кто другой бы старика немощного купил в хозяйство?! Почитай, что деньги на ветер выкинули!
– А зачем он им сдался?
– Да барыня сказали, что грех родных разлучать! По гроб жизни я за неё молиться стану!
Стриж недоверчиво усмехнулся. Чуть погодя с нарочитым безразличием спросил:
– Так, может, ты ко мне теперь вовсе не пойдёшь? Коль уж барыня святая оказалась?
– Не пойду, покуда дедушка живой, – тихо, но решительно сказала Василиса.
Стриж повернулся к ней всем телом. Сильно, не жалея, схватил за плечи, встряхнул.
– Вон куда?! А божилась? А слово мне давала?! Давала, аль почудилось мне спьяну?!
– Пусти, дурак! – тихо, без угрозы попросила Василиса, глядя ему в лицо, и парень сразу опомнился. Разжал руки, отвернулся, выругавшись сквозь зубы. Василиса со вздохом сказала ему в спину:
– Ну, что ты серчаешь попусту? Знаешь ведь, я тебе верная. От барина отбивалась, сперва от старого, опосля от молодого… В колодец кинулась бы, коли б судьба не вынесла! Здесь, у новых господ, никого к себе не подпущаю! Но и ты подожди! На кого я теперь дедушка брошу? Кто у него, кроме меня, есть? Что с ним станется, коли я к тебе удеру?
– Васёнка, а мне-то как? – тоскливо спросил Стриж, не поворачиваясь к ней. – Уж извёлся весь… Ты ведь теперь и прибегать вовсе редко стала.
– Так как же мне?! Нельзя ж без спросу из именья уходить! Однова уж выследили меня! Слава богу, что я тогда не к тебе, а к дедушке ходила! А если б нет?! Как же мне бегать-то сюда каждый день? Ты уж потерпи… Куда я от тебя денусь?
Стриж невесело усмехнулся, ничего не сказал. Василиса, подобравшись сзади, обняла его за плечи, прижалась щекой к плечу.
– Потерпи, Гришка… Дедушку жалко, недолго ему осталось. Пущай хоть последние денёчки в радости поживёт. А к тебе я, как сумею, сразу же вырвусь!
– Спалю я к чертям твоих Закатовых, вот что! – угрюмо, глядя в землю, пообещал Стриж. – И заступа твоя не поможет!
– Что ж, тогда вместе со мной и спалишь, – помолчав, спокойно сказала Василиса. – Потому вот хоть на кресте тебе забожусь – не позволю я барыне худое сделать. Ни тебе, ни другому кому. Так что выбирай, как лучше тебе, а моё слово сказано.
