– Ах ты, мать твою… – выругался Ефим. – А я думал, цыган-то вперёд всех выскочит, блоха лошадиная! Антип, Яшки не видал?
Брат, не переставая кашлять, лишь помотал головой. Отдышавшись, шагнул к отчаянно дымящему спуску в подвал, заглянул туда. Ефим напряжённо наблюдал за ним. И ничуть не удивился, когда Антип спокойно спросил:
– Крещёные, кому рубахи не жаль? И полейте меня из бадьи, что ль…
– И меня, – подошёл Ефим.
– А ты не лезь! У тебя жёнка есть!
– Ты мне не тятька, не указывай! – огрызнулся Ефим. – Пущу я тебя одного, как же…
– Не дури! – повысил голос и Антип. – Добром прошу, поди вон!
– Без тебя разумею, куда ходить. – Ефим смотрел прямо в лицо брата, бьющийся огонь отражался в его шалых глазах. – Спущаемся, что ли, братка? Времени мало…
– А Устьку на кого, коль нас обоих враз?.. – тихо, чтоб не слышали насторожённо примолкшие рабочие, спросил Антип. Ефим криво усмехнулся, блеснув зубами с чёрного от копоти лица. Чуть слышно ответил:
– Барин Михайла Николаевич примет.
– Тьфу, паскудник… – выругался Антип. – Так бы в рыло и закатал… Ну, идём, раз ума нет! Кандалы-то сбросим? Мешать станут…
– Некогда уж.
Кто-то протянул ему скомканную грязную рубашку. Антип разорвал её надвое, один лоскут сунул брату, другим сам завязал нос и рот. И, поочерёдно окатившись водой из бадьи, братья Силины спустились в пылающую преисподнюю.
Едва оказавшись внизу, Ефим сразу понял, что они с Антипкой затеяли это зря. Воздух был раскалённым, дым ел глаза. Лоскут на лице почти не спасал от угара. Отыскать кого-то в этом вонючем, хватающем за горло, стреляющем искрами аду было немыслимо. Ефим осмотрелся, пытаясь найти брата, но не мог ничего разглядеть уже в шаге от себя. Повсюду валялись раскалённые кирпичи. Коты на ногах уже дымились. Отчаянно кружилась голова. Ефим побежал наугад в конец коридора, куда обычно сгружали уголь. За спиной раздался страшный треск. Обернувшись, парень увидел, как падает, рассыпаясь искрами, пылающая балка.
«Ох ты, нечистая, как же теперь назад-то?.. – мелькнуло в голове. От жара, казалось, уже горят волосы на голове. В глазах неумолимо темнело. – Да где ж этот сукин сын?! Без толку, обратно надо… Не помочь уж, видать». Он в последний раз растерянно огляделся… и в это время услышал слабый хрип.
– Яшка, ты?!
– Я это… Берёза… – просипело из дымной завесы. – Кирпичи… И цыган тут… Придавило нас…
Ефим, шатаясь, пошёл на голос. Он ничего уже не видел, молясь лишь об одном: не даться удушливому дыму, не вздохнуть ненароком полной грудью, не упасть прямо тут, на раскалённые кирпичи… В плотном тумане гари он наткнулся на груду камней, которые, казалось, слабо ворочались. Собравшись с силами, Ефим отшвырнул одну спёкшуюся глыбу, другую, третью… Руки, казалось, прожигало до костей, грудь разрывалась от боли. Но Ефим, уже понимая, что назад не вернуться, всё бросал и бросал проклятые камни. Вскоре он услышал рядом мерное сопение и понял, что брат тоже здесь.
– Антипка… – прохрипел он, не слыша собственного голоса. – Без толку… Назад надо…
– Давай, чёрт! Выдеру! – вдруг жёстко раздалось из дыма. Ефим невольно вздрогнул: так этот голос напомнил ему отца. Он беспомощно огляделся. Голову немедленно повело. Парень, пошатнувшись, опёрся кулаками об пол… И наткнулся на что-то шевелящееся, мягкое. Не помня себя, он схватил тело поперёк груди, дёрнул во всю мочь и поволок к выходу. В этот миг прямо перед носом рухнула ещё одна балка. Ефима с ног до головы обдало искрами. От жара и нестерпимой боли померкло в глазах. Перебираясь через пылающий барьер, он чуть не упал: проклятые кандалы, как назло, спутались. Ефим больше не видел брата и не знал, сумел ли тот выбраться. Впереди мутно белел выход из подвала. «Ещё бы подняться… Лестница… Авось вытянет кто… Тяжёлый-то, дьявол… Без пользы… Отгулялся цыган… и атаман тож… И сами теперь сдохнем здесь… Немца бы вот, гада, придушить напоследок… Устька!..» – бились в висках бестолковые обрывки мыслей. Ефим отчаянно рванулся к выходу… И на него навалилась тьма.
Он очнулся от солнечных пятен, прыгающих по лицу. Всё тело нещадно саднило. Горела грудь, и первый же проблеск сознания отозвался страшной болью. Застонав сквозь зубы, Ефим попробовал открыть глаза – но они словно были склеены. «Кто ж меня отделал-то так? – смутно подумал он. – На кулачках с кем-то дрался?.. От тяти опять будет на орехи…»
– Потерпи, Ефим… Потерпи, сейчас… – послышался знакомый, севший от слёз голос. Что-то мягкое, мокрое проехалось по лицу раз, другой, третий… Он привычно терпел, понимая: стирают кровь. И тут горячей волной поднялась память, и Ефим понял, что это была не кулачная драка и он давно уже не в Болотееве. И резко сел, открыв глаза.
– Где Антип?!!
Боль немедленно скрутила всё тело, резанула лёгкие. Яростно ругаясь, Ефим, повалился наземь.
– Лежи… Лежи… Здесь Антип, живой он… И другие живы… – несколько тёплых капель упали ему на лицо, и он узнал наконец жену.
– Устька?.. Ты откуда здесь?
– Сразу прибежала… как сказали, что в заводе пожар… – улыбаясь и плача, Устя смотрела на него, и Ефим видел, как по чумазому лицу жены бегут слёзы. – Господи, Ефим… Сердце моё… Дошла до Богородицы моя молитва!
– А за меня тоже, что ль, молилась, Устя Даниловна? – добродушно спросили рядом, и Ефим, повернувшись, увидел брата. Тот сидел рядом на истоптанном, смешанном с гарью снегу, привалившись спиной к куче горелых брёвен. Лохматая, мокрая голова Антипа была обвязана тряпкой, из-под которой сочилась струйка крови, половина волос топорщилась палёной щетиной, но вид у него был вполне довольный.
– Цел, что ль, ирод копчёный? – удивлённо спросил Ефим.
– Выходит, цел, – не менее удивлённо подтвердил Антип. – По башке вот стукнуло… но это уж когда нас наверх волочили. Вот ведь, дьявол, – живого места нет! Весь обжарился, как блин в масле… Ты-то как?
– Не знаю… Устька, цел я аль нет?
Та, не ответив, расплакалась навзрыд. Мокрая тряпка выпала из её рук. Ефим через плечо жены встревоженно взглянул на брата.
– Целый, целый, – успокоил тот. – Я тебя сам из подвала тащил, ты уже наверху сомлел… Ну, побило кирпичами, конечно, как без этого… Подгорел малость… Но руки-ноги целы. Не вышел, получается, наш час, братка! Покидаем ещё уголёк-то.
Рядом послышался негромкий смех. Ефим, недоумевая, поднял глаза – и увидел, что вокруг них стоит толпа народу. Чуть не весь завод сгрудился здесь. Ефим видел всклокоченные бороды, худые, перепачканные сажей физиономии. За их спинами вяло дымился главный заводской корпус.
– Никак, потушили? – не поверил Ефим.
– Нутро всё сгорело, два котла рванули – а крыша не провалилась! – усмехнулся Антип. – Повезло: как раз бабы четыре бочки воды подволокли наверх, в винницу-то. Кой-как залить успели. Только народу всё едино полегло…
