Главными в клубе были Стас и Анечка, дочка заведующей библиотекой. Анечка выросла среди книжных полок, но компьютеры ее интересовали больше. Школа компьютерной грамотности была ее идеей, она же сделала библиотечный сайт.
Стас попал в библиотеку из-за дедушки, которому носил книги, когда тот уже не мог ходить: он был очень старый, еще в штурме Кенигсберга участвовал. Весной он умер, и с тех пор Стас проводил в библиотеке все больше времени.
– Про войну читает. Писателем хочет стать, – значительно говорила бабушка.
Еще был Глеб, внук Михал Егорыча, бабушкиного одноклассника в школе компьютерной грамотности.
– Очень приятный мальчик, очень! – подчеркивала бабушка. – Немного заикается, но зато какой статный – спортсмен, красавец!
Михал Егорыч всегда караулил бабушку перед уроком, без нее в класс не поднимался. Сложив руки за спиной, он прогуливался в коридоре и рассматривал репродукции штормов и штилей Айвазовского. Когда появлялась бабушка, он галантно подавал ей худую, но сильную руку, и вместе они поднимались по лестнице.
– Это, Михал Егорыч, моя внучка Саша, – похвасталась однажды бабушка.
– Сразу видно! Поразительное сходство!
Бабушка заулыбалась.
У Михал Егорыча был острый, очень умный взгляд и аккуратная, как у Фрейда, белая бородка от скулы до скулы. («Скажешь тоже, Фрейд! – сердилась бабушка. – Михал Егорыч – уважаемый человек, кандидат исторических наук!»)
Он был совсем не похож на моего дедушку – широколицего и веселого учителя математики в школе, где бабушка вела русский и литературу. Дедушку я, правда, помню только по фотографии – он был старше бабушки и умер, когда мне было пять лет.
Глеба я пару раз видела, по субботам он приводил Михал Егорыча на компьютерную грамотность и шел в читальный зал на книжный клуб.
«Может, они там научную фантастику обсуждают, а я такое не люблю. Или просто сидят, болтают – что я, буду навязываться?» – думала я.
И все-таки было интересно, что у них за клуб.
Однажды бабушка подтолкнула меня локтем, кивая вслед уходящему Глебу:
– Иди, спроси, как вступить!
– Ба, ну хватит!
– Михал Егорыч, что делать – стесняется, и все тут!
10
– Надумала присоединиться к нашему книжному клубу? – заулыбалась библиотекарь Виктория Филипповна, по-домашнему уютная женщина лет пятидесяти. – Иди, подойди к Анечке, они только начали.
Я сказала, что как-нибудь в другой раз, и отправилась бродить между стеллажами.
Книжный клуб удачно расположился рядом с моим любимым разделом – «Мифологией», и я могла наблюдать через просвет между полками.
Они сидели полукругом возле незажженного белого камина. Камином уже давно не пользовались, но он все равно создавал атмосферу.
Плечистый великан Глеб молча, внимательно слушал, раскачиваясь на стуле. У него были большие ладони и массивная голова с пышной копной светлых кудрей. Стул то вставал на дыбы, то с металлическим стуком опускался на ковер.
Рядом с Глебом Анечка казалась крошечной. Ее короткие, выкрашенные в черный цвет волосы стояли торчком, а сережки в виде зеленых перьев почти касались плеч. На ней были черные туфли на шпильке – наверное, она отчаянно хотела казаться выше.
Напротив в позе мыслителя сидел худосочный и безнадежно сутулый парень. Видимо, Стас. Под растянутой серой кофтой вдоль спины жутковато, как у стегозавра, выпирали позвонки. Лицо его не показалось мне красивым – острый подбородок и наэлектризованные темные волосы делали его похожим на Винсента из мультика Тима Бертона. На шее, чуть ниже уха, была свежая татуировка: плавные линии, словно нанесенные перьевой ручкой, чернели на бледной, слегка покрасневшей коже. Ворон с раскрытым клювом сидел на тонкой голой ветке, склоненной к сильно выступавшей ключице. Когда Стас расправлял плечи, черная птица как будто вышагивала по ветке.
Девушку с длинными каштановыми волосами я тоже уже встречала в библиотеке, только не знала, как ее зовут. Ее твердый, не терпящий возражений голос совсем не подходил красивому нежному лицу. В готических романах такие девушки в одиночестве бродят по вересковым пустошам. Она громко и яростно спорила со Стасом.
Я стояла, заслоненная книжным шкафом, и слушала.
– Да при чем тут этические нормы?! Кто их определяет? Каждый должен сам выбирать, жить или умереть. Это со стороны легко рассуждать, а ты представь, что у тебя ужасная неизлечимая болезнь или врожденное уродство! Это не жизнь, а сплошные страдания. Жестоко заставлять человека так жить. Усыпляют ведь животных, чтобы не мучились!
– Ну, во-первых, Яна, существует клятва Гиппократа, которая элементарно запрещает врачу убивать пациента, даже если его очень попросят, – сказал Стас. Голос у него был приятный, но не без сарказма. – Врачи должны спасать жизни, а не отнимать. Все проблемы человечества начинаются тогда, когда государство законодательно обязывает одних людей убивать других.
– Никого убивать не надо. Больные могут сами сделать себе инъекцию! Доктор Кеворкян
[6] специально для этого изобрел прибор!
– А что, отличная профессия – доктор Смерть, – отозвался Стас. – Кандидаты будут в очередь выстраиваться – медики какие-нибудь неудавшиеся, патологоанатомы, некроманты всякие, потенциальные маньяки. Убивать – это тебе не лечить. Есть же в тюрьмах офицеры, которые приводят в исполнение смертную казнь. Еще и неплохо зарабатывают, наверное.
– Всегда б-были палачи, – вставил Глеб.
Голос его, густой и сильный, как будто вздрогнул от страха. Не верилось, что обладатель таких плеч – впору валуны таскать! – может заикаться.
– И неплохая лазейка для убийц, – усмехнулся Стас. – Вот возьмем любого больного человека. У него как у всех – семья, друзья, враги. Может, какой-то бизнес или квартира, счет в банке, да хоть коллекция монет, не суть. Всегда найдется кто-то, кто не прочь все это прикарманить. Даже если у нашего пациента ничего за душой нет, кто-нибудь обязательно пожелает ему смерти. Согласитесь, в девяноста девяти случаях из ста больной человек – обуза для родственников.
– А представляешь, каково больному осознавать, что он для всех обуза? – сказала Анечка.
– У человека должна быть возможность уйти с достоинством и не мучить ни себя, ни других! – заявила Яна.
– Ну вот легализуют эвтаназию, и где гарантия, что этим не воспользуются предприимчивые родственники, друзья и прочие доброжелатели? Что стоит заставить слабого, накачанного лекарствами человека подписать бумажку типа «умру по собственному желанию»? Короче, не надо давать людям лишнюю возможность проявить свою подлую натуру.
