– А телефон звонил?
– Я не мог слышать с улицы.
– Ты играл в футбольной команде университета Пенн?
– Нет. Я учился в Вест-Пойнте и играл в футбол только один раз. Боюсь, не слишком успешно. И совершенно уверен, что мои фотографии никогда не печатали в журналах.
– Может, он ошибся. Восемьдесят шестой – это же очень давно. Твоя внешность могла сильно измениться. К тому же ты выглядишь так, что вполне мог играть в футбол в Пенсильванском университете.
– Я тоже так решил. Сначала.
– А сейчас?
– Сейчас я думаю, что он прикрывал свою задницу. Прятался за выдуманной историей. Возможно, это трюк, которому он научился давно. Вместо того чтобы тратить время на нескладные отрицания, выдай правдоподобное объяснение. Кому-то такое предположение может польстить. Может, твой собеседник мечтал стать футбольной звездой. Кто из нас не мечтал? Услышав такое, человек впадет в полное счастье и забудет о своих вопросах. Плюс он откалибровал свою историю так, будто я моложе, что тоже весьма лестно – наверное. В восемьдесят шестом я уже служил в армии. Выпустился в восемьдесят третьем. Иными словами, он устроил настоящее представление.
– Ну, это еще ни о чем не говорит.
– Первым делом я спросил у него, не встречались ли мы раньше. Он ответил, что не встречались.
– И это правда, так ведь?
– Ярый футбольный фанат, который помнит членов университетской команды, игравших тридцать лет назад, когда я спросил, не встречались ли мы, ответил бы отрицательно и добавил бы, что с радостью пожмет мне руку. Или сделал бы это, когда я собрался уходить. В любом случае рукопожатие имело бы место. Он же мастер в данном вопросе. Для некоторых это важнее фотографии или автографа. Я уже такое видел. Личный контакт на физическом уровне. Уверен, что у подобных людей имеется целый список, и, когда они видят фотографию кого-то из него в газете, они думают про себя: «А я пожимал ему руку».
– Но он не стал пожимать тебе руку.
– И совершил серьезную ошибку. Он знал, что я не знаменитый футболист. Таким образом, мы возвращаемся к твоей версии. Жителям города сказали, чтобы они обращали внимание на слишком любопытных чужаков. В том числе и странному пареньку, что следил за мной утром. Кроме того, Кивер не приехал на поезде. Где он, черт подери? Поэтому я решил остаться. По крайней мере, еще на одну ночь. Чтобы немного развлечься.
– А кто тот мужчина, что сошел с поезда?
– Я не знаю. Думаю, он не из этого города и приехал по какому-то делу. Судя по маленькой сумке, ненадолго. Возможно, богатый. Такие худые люди, как правило, не бывают бедными. Мы живем в диковинные времена. Бедняки обычно толстые, а богачи – худые. Раньше такого не было.
– По какому делу он приехал: хорошему или плохому? Случайно ли, что его встречал хозяин лавки, и связан ли он с тем делом, которым занимался Кивер?
– Может быть и то и другое.
– А может, он всего лишь из компании, производящей ирригационные системы. Например, исполнительный директор большой корпорации.
– В таком случае он сюда не приехал бы. Наш местный парень отправился бы на торговую ярмарку или встретился с большим боссом на вечеринке с коктейлями. Тридцать секунд или даже меньше. Как раз хватило бы, чтобы пожать руку. Тут не может быть ни малейших сомнений.
– Я начинаю беспокоиться за Кивера.
– Думаю, это правильно. Но тебе не следует волноваться слишком сильно. Насколько все может быть плохо? Со всем уважением, мы имеем частного детектива, взявшего за свои услуги наличные или грязный чек у клиента, который, возможно, не в своем уме или в своем. Ты сама сказала. Такой человек сначала идет в полицию. И испробует все варианты, от Белого дома и дальше вниз по лестнице. Но не вызывает сомнений, что его дело не заинтересовало ни копов, ни Белый дом. Тогда возникает вопрос: насколько все плохо?
– Ты считаешь, что копы всегда поступают правильно?
– Я знаю, что у них имеются своего рода границы, заставляющие их, по крайней мере, проверить информацию. Если б им сказали, что склад забит до отказа АСДТ
[4], думаю, они мгновенно отправились бы посмотреть, что тут происходит. Но если б кто-то заявил, что элеваторы ведут передачи на корневые каналы, – вряд ли.
– Но проблема в том, что дело, которым занимался Кивер, сначала выглядело совсем не так, как через некоторое время. Поэтому ему понадобилась помощь. Возможно, теперь граница нарушена.
– В таком случае он мог позвонить в «девять-один-один», как и любой другой человек. Или напрямую связаться с ФБР. Не сомневаюсь, что он еще не забыл номер.
– И что мы теперь будем делать?
– Вернемся в мотель. Кроме всего прочего, мне нужен номер на ночь.
* * *
Одноглазый по-прежнему находился за конторкой. Чан взяла ключ от своего номера, как и накануне, а Ричер снова вступил в переговоры с Одноглазым, вызвав у того явное неудовольствие. Шестьдесят баксов, сорок, тридцать, двадцать пять, но уже не за 106-й номер. Ричер не мог допустить, чтобы этот тип еще раз одержал победу. На сей раз он получил 113-й, в самой середине противоположного крыла, на первом этаже, далеко от металлической лестницы и почти под номером Чан.
– В каком номере остановился мистер Кивер? – спросил Ричер.
– Кто?
– Кивер. Крупный парень из Оклахома-Сити. Заселился два или три дня назад. Приехал на поезде. Скорее всего, заплатил за неделю вперед.
– Я не имею права отвечать на такие вопросы. Это личная информация. Мы заботимся о своих гостях. Надеюсь, вы меня правильно поймете. Уверен, вы по достоинству оценили бы нашу политику, если б речь шла о вас.
– Конечно, – ответил Ричер. – Звучит вполне разумно.
Он взял ключ и вышел вместе с Чан.
– Не пойми меня неправильно, но я хочу зайти в твой номер, – сказал он ей.
Глава
09
Они поднялись по металлической лестнице с правой стороны подковы и остановились около номера Чан, предпоследнего в ряду, рядом с 215-м. Она открыла дверь ключом, и они вошли внутрь. Номер оказался самым обычным, но не вызывало сомнений, что в нем жила женщина. Там было чисто и приятно пахло. И еще Ричер заметил маленький чемодан на колесиках с аккуратно сложенными вещами.
– Какие записи могли быть с собой у Кивера? – спросил он.
– Хороший вопрос, – ответила Чан. – Обычно мы берем с собой лэптоп и смартфон. И вносим туда все наши заметки. Это отнимает время, но необходимо, потому что все должно попасть в отчеты. Однако, когда речь идет о неофициальном деле, оно не должно в них попасть. В таком случае, зачем печатать информацию? Скорее всего, у него где-то лежат исписанные от руки листы бумаги.