– Кто это был?
– Уэствуд только что приземлился в Скай-Харбор.
– Приятно слышать.
– Я обещала ему перезвонить.
– Так будет лучше всего.
– Они слышали звонок. Теперь они знают, что мы все еще здесь.
– Они подумают, что телефон звонил в кармане одного из громил. Они не станут ничего предпринимать.
– Этот тип мертв?
– Почти. Он мирно уйдет из жизни. Как если бы заснул.
Ричер еще раз проверил пульс и не нашел его.
– Пошли, – сказал он.
* * *
Они оставили машину в сотне ярдов от дома, у тротуара, на самом близком свободном месте, которое им удалось найти, когда они приехали. Потом начался отлив, парковка опустела, и их машина осталась в одиночестве. Чан села за руль, развернулась, и они поехали обратно тем же путем. В поселке было тихо. Жара заставила всех спрятаться по домам. Воздух мерцал, синим и золотым, словно был жидким.
Оба полосатых красных шлагбаума у будки охранника были подняты и стояли вертикально. Точно толстая птица, подготовленная для духовки. Все широко открыто – можно въезжать и выезжать. Охранника за стеклом они не увидели.
Чан остановила машину.
– Проверь, – попросила она.
Асфальт под ногами Ричера был таким горячим, что хоть жарь на нем яичницу. В шести футах гудели мухи. Стекло в будке было поднято – охранник подался вперед, когда разговаривал с Ричером и Чан. Надеюсь, у вас будет отличный день. Кондиционер работал изо всех сил, стараясь справиться с жарой.
Охранник лежал на полу, рядом со своим стулом. Рубашка с короткими рукавами. Испещренные старческими пятнами руки. Открытые глаза. Он получил одну пулю в грудь, а вторую – в голову. Мухи устроили пиршество – из ран натекло много крови. Синие радужные мухи. Они ползали. Откладывали яйца.
Ричер вернулся к машине.
– Пожилой мужчина, – сказал он. – Но старше уже не станет.
– Мне уже легче – меня преследовала мысль о том, что я помогла совершить убийство.
– А я жалею, что не взял на кухне нож для масла и не отрезал ему голову.
Чан выехала через ворота и сделала несколько случайных поворотов направо и налево. Они не слышали воя сирен. Никакого шума, вокруг тишина и покой. Бесконечное движение по трехполосному шоссе Финикса, подобное медленно текущей реке, уходящей за горизонт.
– Куда теперь? – спросила Чан.
– Давай найдем место, где можно выпить чашку кофе. Кроме того, тебе нужно позвонить.
* * *
Они остановились возле торгового центра в Парадайз-Вэлли и сразу увидели кофейню, зажатую между магазином, торговавшим кожаными ремнями с серебряными пряжками, и магазином столового фарфора с фигурными узорами. Чан заказала охлажденный кофе, Ричер – горячий, и они уселись за липким столиком в задней части кофейни.
– Скажи Уэствуду, чтобы он выбрал отель. В удобном месте и в соответствии с бюджетом. Мы присоединимся к нему через два часа.
– Почему через два часа?
– У твоих коллег есть офис в Финиксе?
– Конечно, в Финиксе полно вышедших в отставку агентов ФБР.
– Нам необходимо знание местных реалий.
– Относительно парней, оставшихся в доме Лейров?
– Относительно их босса. Ведь он был еще и боссом Хэкетта. Поставщик внештатных охранников для самых разных клиентов. Экономика услуг в действии. Судя по голосу, это крупный мужчина. А парень, который вел в доме переговоры, назвал его Толстяком. Ты слышала? Он жаловался, что ему не заплатят больше и что он не сможет заключить новую сделку потом, таковы правила Толстяка. Так что нам необходимо имя. Босс гангстеров из Восточной Европы, живущий в Финиксе и управляющий местными наемниками и такими, как Хэкетт, в других местах. Скорее всего, его можно назвать Толстяком. Естественно, у него за спиной. Его адрес нам тоже пригодится.
– Зачем?
– Я хочу нанести ему визит.
– Зачем?
– Ради Эмили. И сестры Маккенна. И охранника в будке. И еще у меня болит спина и началась мигрень. Нельзя допустить, чтобы некоторые вещи продолжались.
Чан кивнула.
– А некоторые вещи приносят дополнительные выгоды, – сказала она.
– Вот именно.
– Материнский Приют останется без прикрытия. Мы устраним его систему защиты. Отсечем голову. До того, как туда вернемся.
– Твои коллеги обладают такого рода информацией?
– Если б ко мне обратились по такому же поводу в Сиэтле, я сумела бы ответить на многие вопросы.
Мишель достала телефон и позвонила Уэствуду относительно отеля, потом нашла местный номер своих коллег. Запасная спальня, наверное, где-то рядом. В Месе, Глендейле или Сан-Сити. Обставленная стандартными полками и шкафами, с письменным столом и комодом. А еще компьютером, телефоном, факсом и принтером. Вложения в новую карьеру. У нас повсюду есть офисы.
Ричер встал и направился в туалет, где внимательно осмотрел себя в зеркале, чтобы проверить, нет ли на нем крови, своей или чужой, или других следов схватки. Всегда необходима разумная предосторожность. Однажды он арестовал типа, в волосах которого остался зуб его жертвы, прямо по центру, похожий на светло-желтую бусину из магазина на пляже. Потом он очень тщательно, не жалея мыла, вымыл руки, запястья и предплечья. Чтобы избавиться от следов пороха, оставшихся после выстрелов. Еще одна разумная предосторожность. Зачем облегчать работу полиции?
– Он украинец, и зовут его Мерченко, – сказала Чан, когда он вернулся к столу.
– Толстый? – спросил Ричер.
– Говорят, огромный.
– Мы знаем, где он ведет свой бизнес?
– Он владелец частного клуба, расположенного к югу от аэропорта.
– Охрана?
– Мы не знаем.
– Мы можем просто пойти в клуб?
– Нет, нужно быть его членом.
– А если попробовать наняться на работу? Я бы мог быть вышибалой.
– А я кем?
– Тут все зависит от того, какой это клуб.
– Полагаю, мы можем без труда догадаться.
– С эстетической точки зрения меня все вполне устраивает, – сказал Ричер. – Нам нужно взглянуть на это место. Прямо сейчас. Лучше осмотреть его при дневном свете.
* * *
К югу от аэропорта находились не только бесплодные земли, и они выглядели лучше, чем то, мимо чего они проезжали прежде. Клуб Мерченко представлял собой металлическое здание размером со стадион «Янкиз». Только с квадратным основанием. Он заполнял весь квартал, от одного тротуара до другого. Форму выкрашенных в розовый цвет стен смягчали сотни воздушных шаров из фольги, также розовых, в виде сердец и губ. Все они каким-то образом крепились к обшивке. С шарами переплетались мили неоновых труб, казавшихся на солнце серыми, но ночью они наверняка становились розовыми. Розовой была дверь, розовым – пластиковый навес над ней, да и сам клуб назывался «Розовый».
