– Вперед, вперед! – торопил шаман.
Ребят уже не надо было подгонять. Они понимали: промедление – смерть. Надо двигаться как можно быстрее.
Над головами вдруг захлопали сильные крылья, раздался клекот. Эля обернулась и увидела крупную белоснежную птицу, опустившуюся на плечо Койлыбаю. Птица держала в клюве что-то вроде небольшого камня. Шаман взял его, птица подпрыгнула и, расправив крылья, взмыла над всадниками.
Резко рванул свежий ветер, потянуло влагой, и почти мгновенно хлынул ливень. Дождевые потоки смыли смрад и черную слизь, но и люди, и лошади промокли насквозь.
Эля думала только о том, чтобы не вывалиться из седла.
Быстрее, быстрее прочь отсюда!
Значит, они все-таки попали в ловушку?
Она вспомнила: шаман упоминал что-то. Или это его джинн говорил о ловушке?
Как долго они прорывались? Эля потеряла счет времени.
Они неслись по ночной степи, ветер пах полынью, смрад исчез, копыта лошадей больше не тонули в вязкой слизи.
Неужели им удалось оторваться от преследования?
А где Руслан? Что, если он не успел?
– Койлыбай, куда мы летим? – крикнула она.
– Доверься лошади, – ответил шаман.
Балуан, скакавший впереди, вдруг обернулся:
– Впереди стойбище!
Эля проехала чуть вперед и тоже увидела мелькающие огоньки.
– А вы уверены, что это люди? – спросила она у спутников. – А то я читала, что всякая нечисть может запросто морочить голову…
Койлыбай разжал кулак и показал небольшой округлый камень:
– Это яда – волшебный камень. Теперь нам никто не сможет навредить.
– Я видела, его принесла птица, – вспомнила Эля.
– Небесный беркут, – Койлыбай удивленно покачал головой. – Я столько лет искал его… и вдруг.
– Не вдруг, – возразил Балуан, – а в минуту страшной опасности. Небесный беркут – посланец Тенгри, древнего бога кочевников, – объяснил он Эле. – Тенгри дает волшебный камень яда только тому, кто чист сердцем и не воспользуется силой камня во зло или ради собственного обогащения.
– Выходит, наш Койлыбай крут? – тихо переспросила Эля.
– Не прост, это точно, – так же тихо отозвался Балуан.
Дочь пери
Они подъехали совсем близко к стойбищу. Эля с изумлением рассматривала большую богатую юрту. Залаяли собаки. Кто-то бросился к ним навстречу:
– Хвала небесам! Ты прибыл, баксы Койлыбай!
– Твой гонец предупредил нас…
Кто-то схватил Элину лошадь за уздечку, придержал стремя.
– Руслан! – выдохнула она. – Ты жив!
– Куда я денусь! – Он смутился, но, кажется, был очень доволен.
Незнакомые люди суетились вокруг, увели лошадей, метались сполохи огней, кто-то с факелом освещал путь шаману и ребятам.
В большой юрте в очаге ярко горел огонь, искры уносились в ночное небо, видное сквозь шанырак
[13] – отверстие в куполе. Напротив входа на почетном месте сидели хозяин и его родственники. Хозяин приветствовал Койлыбая, но был так взволнован и расстроен, что не удержался и сам бросился навстречу.
– Спаси ее! – взмолился он. – Спаси мою жену, Койлыбай!
Только тогда Эля обратила внимание на ложе с приподнятым изголовьем, точно такое же, как в юрте шамана, и неподвижную женщину под покрывалом.
– Что с ней? Она без сознания? – Эля всмотрелась в лицо женщины и вздрогнула: именно ее она видела во сне – эти тонкие черты, густые ресницы, гладкая кожа. Даже сейчас, без сознания, осунувшаяся, бледная, она была нечеловечески прекрасна.
Баксы словно услышал ее мысли.
– Она пери, – сказал он и, склонившись к изголовью женщины, незаметно сунул что-то под подушку.
«Волшебный камень», – догадалась Эля.
– Она ведь не умрет? – тихо спросила девочка.
– Сядь рядом и держи ее за руку, – приказал шаман. – А ты, Балуан, стой на страже у двери, Руслан пусть караулит на улице.
Он распоряжался свободно, и никто не смел ему противоречить. Хозяин лишь чуть заметно кивал своим людям, чтобы те беспрекословно подчинялись Койлыбаю.
Отойдя в центр юрты, баксы глянул вверх.
– Началось! – Он размахнулся и со всей силы полоснул саблей по шаныраку. От удара сабля со звоном отлетела в сторону, как будто ударила по железу, а сам Койлыбай грохнулся об землю.
Едва баксы оказался на кошме, как из его ушей и рта фонтаном забила бурая кровь, люди, сидевшие в юрте, застыли от ужаса. Эля хотела было броситься к баксы, но внезапно почувствовала, как пери сжала ее кисть пальцами, удерживая.
Она опомнилась и крепче вцепилась в руку женщины – ведь Койлыбай велел ни за что не отпускать ее.
В это время Койлыбай попытался было встать, но, как ни силился, не мог подняться с кошмы, силы оставили его, и он потерял сознание. Эля вскрикнула. Пальцы пери разжались, и она впала в забытье.
В юрте потемнело, все предметы поплыли, теряя очертания и форму, люди стали похожи на безликих сломанных кукол, разбросанных вдоль стены…
Эля в ужасе обвела глазами застывший мир, постаревший, как выцветшая от времени картинка. Ей стало трудно дышать, не хватало воздуха. Она почти отчаялась, запаниковала, как вдруг наткнулась взглядом на Балуана. Он смотрел на нее хоть и испуганными, но живыми глазами!
– Балуан! Помоги же ему! – завопила Эля, да так громко, что у самой уши заложило. Парень, застывший у входа с саблей наголо, одним прыжком достиг лежащего в обмороке баксы, упал на колени, приложил ухо к его груди.
– Что с ним? – спросила Эля, глотая слезы, ее трясло от ужаса.
– Дышит, – ответил Балуан, не поднимаясь с колен. Едва он произнес это, как баксы с трудом приоткрыл глаза.
Купол юрты поколебался, будто в степи поднялся буран-бай. Кто-то могущественный одним рывком сорвал войлок с крыши, и в юрту прямо с неба на всем скаку обрушился некто в черных железных латах на вороном коне. Черный всадник нацелил свое копье прямо на Койлыбая. Балуан упал на спину, размахивая саблей, конь наподдал копытом, и Балуан отлетел в сторону, ударился о кровать и сполз на пол. Его сабля не причинила противнику никакого вреда.
