Уитт, видя вращение корабля в небе и на экранах, сказал: «Ой-ой-ой! Он же вертится!» Его напарник-комментатор сказал: «Этот маневр вроде как не по сценарию».
Толпа притихла. Ричард Брэнсон посмотрел на Салли Мелвилл и увидел на ее лице выражение муки. Брэнсон мечтал о частном космическом полете, но понимал, что границы при этом будут смещаться. Пол Аллен наблюдал за всем этим, в самые напряженные моменты чувствуя себя как в двадцать лет.
Когда началось вращение, Дик Рутан разговаривал с Майлсом О’Брайеном в прямом эфире CNN. Он сказал О’Брайену: «Похоже, это не входило в планы Майка». Дик посмотрел в небо и подумал, что Майк, вполне вероятно, может и не вернуться.
Питер по-прежнему стоял на сцене и испытывал чувства, которые у него всегда возникали при наблюдении за полетами пилотируемых ракет: восторг, благоговение и сомнение. Он встал и сказал: «Майк скоро должен выйти за пределы атмосферы, и в его распоряжении реактивная система управления, которую он должен использовать, чтобы прекратить вращение. Он должен справиться». И повторил: «Он должен справиться». Но мать Питера, Тула, не была так уверена в этом. Поэтому она твердила молитву, прося Всевышнего, чтобы все закончилось хорошо.
Плохой конец для пилота – это плохой конец для ее сына. Было слышно, как Уитт повторяет: «Давай, Майк, давай! Давай, Майк!» Он обратился к толпе: «Связь с центром авиашоу отключена. Момент очень напряженный, ребята. Мы ждем и надеемся услышать, что у Майка все в порядке». Камера, установленная на борту SpaceShipOne, транслировала вид на Землю. В кабине (зрители не могли этого видеть, только ЦУП) Майк держал ручку и внимательно смотрел на находящиеся перед ним приборы. Он поднимался вертикально вверх со скоростью более 3200 км/ч. Кабина превратилась в стробоскоп: в иллюминаторах поочередно был виден то яркий свет солнца, то неопределенный свет перехода, то черная тьма космоса. Если бы он выглянул наружу, он быстро потерял бы ориентацию. Между тем скорость вращения составляла 283° в секунду. Он обнаружил, что если сконцентрировать внимание только на одном приборе на приборной панели, то эффект дезориентации ослабевает. Майк смотрел на индикатор скорости вращения – небольшой цифровой дисплей, показывающий скорость вращения в градусах в секунду. Размер цифр был как на клавишах пишущей машинки, и Майк внимательно следил за показаниями на этом дисплее. Он отвел ручку влево до упора, а левый руль направления отжимал вперед, насколько это было возможно, пытаясь противодействовать вращению вправо.
То, что приведение приговора в исполнение откладывается, он понял по замедлению стробоскопического мелькания, как будто фигуристка после быстрого вращения с вытянутыми вверх руками развела их в стороны. Чередование солнца и космоса, тьмы и света в иллюминаторах замедлилось. Майк вышел за пределы атмосферы и теперь вращался со скоростью 160° в секунду. За годы летных испытаний Майку много раз приходилось самому намеренно заставлять самолет вращаться. Но он только сейчас узнал, что можно вращаться, поднимаясь вертикально вверх. Теперь, когда SpaceShipOne вышел за пределы атмосферы, аэродинамические элементы управления больше не действовали. Ручка управления и педали управления рулем направления провисли из-за отсутствия воздуха, на который «опираются» самолеты, и стали абсолютно неэффективными.
Вращение вскоре снова начало замедляться, восстановилась связь с ЦУПом. «Он справился, – сказал Дик Рутан О’Брайену. – Отвага плюс мастерство».
Когда телеметрическая связь пришла в норму, Шейн спросил Майка, как у него дела. На этот раз Майк (не очень уверенно) ответил: «Нормально».
Джим Тай сказал Майку, что, для того чтобы правильно сориентировать корабль, ему придется задействовать реактивную систему управления. «Начинай выпускать оперение», – сказал он.
Через 77 секунд после отделения от «Белого Рыцаря» двигатель SpaceShipOne выключился на высоте 100 км, то есть на границе космоса, которой и нужно было достигнуть, но Майк по-прежнему летел вверх. В ЦУПе зааплодировали, а в пустыне Мохаве одобрительно закричали. Салли плотно сжала руки: пока Майк не стоит рядом с ней, еще ничего не кончилось.
Майк расправил оперение и активировал реактивную систему управления, состоявшую из четырех пар сопел, расположенных около носа, и еще четырех пар сопел сверху и под законцовками крыльев. Он использовал почти весь запас сжатого воздуха в баллонах А и Б и наконец сумел сбросить скорость вращения почти до нуля.
Когда Майк окончательно уверился, что SpaceShipOne поднялся на достаточную высоту, он сунул руку под приборную панель, достал камеру и начал фотографировать через овальные иллюминаторы корабля. Следующие три-четыре минуты, когда в корабле воцарилась невесомость, были самыми спокойными минутами за весь полет. Как и во время своего первого полета в космос, Майк с восхищением смотрел на мерцающий внизу синий сапфир. Но теперь, во второй раз, он сильнее, чем когда-либо раньше, восхитился открывшейся ему красотой Земли и ощутил связь с тем, что оставил на ней. Там его жена, его сын и вообще все, чем он дорожил.
Оперение было выпущено, вращение почти прекратилось, система реактивного управления работала. SpaceShipOne достиг высоты 100,6 км, а потом и 102,7 км. Пора было спускаться. Он приготовился к спуску, зная, что лететь придется со скоростью втрое больше скорости звука, а сила тяжести увеличится пятикратно.
Внизу, в пустыне Мохаве, Уитт сказал: «Началось снижение. Все нормально. Продолжай. Перегрузка растет. Ускорение быстро увеличивается. Сейчас он движется со скоростью 2,2 М, даже больше. Несильный гул и болтанка. Перегрузки растут. Он движется по баллистической кривой».
После этого Уитт уже не смог сдержаться и расплылся в улыбке: SpaceShipOne перестал вращаться, и Майк вновь появился на мониторах ЦУПа. Он считал, что рано или поздно в жизни обязательно наступает момент, когда человеку приходится использовать все свои ресурсы – знания, приобретенные навыки, все, что до этого хранилось глубоко внутри. Когда он приехал в Мохаве на собеседование по поводу работы, здешние офисы напомнили ему центр управления операциями морской пехоты 1940-х годов с решетчатыми дверями и летающей в воздухе пылью. Но на самом деле это было место, где люди могли совершать действия, связанные с запредельными рисками, вне досягаемости и власти федерального правительства.
Глядя на Майка, взлетевшего на 100 с лишним километров вверх, Уитт сказал: «Вы можете представить себе технологию, необходимую для возвращения космического корабля с высоты 100 км обратно к месту посадки? Сегодня такой день – прямо мурашки по всему телу! Вот Майк выпустил оперение, чтобы уменьшить скорость снижения».
Потом он продолжил: «Теперь нужно переконфигурировать его обратно в самолет. Смотрим на оперение. Оперение опущено. Отлично. Теперь зрители смогут разглядеть SpaceShipOne. Этот космолет, или ракетоплан, как хотите, превратился в планер. И теперь наш планер возвращается на землю из полета за деньгами».
После некоторой паузы Уитт добавил: «Вот испытательный полет в самом чистом виде. Очень опасное дело. Слышите громкий хлопок – это звуковой барьер! Люди, Майк Мелвилл возвращается домой!»
