– Обойдемся без Сильвана, – отмахнулся Монкрейн. – Я и так знаю, что он согласится. Он Шанталь обожает. Ладно, договорились! Беру вас в труппу – но не в долю, а на жалованье. От прошлых договоренностей вы сами отказались, когда к Басанти переметнулись.
– Ну это вопрос спорный, – заметила Шанталь. – Впрочем, как бы там ни было, роль Амадины, Царицы Сумерек, гораздо лучше, чем роль Четвертой камеристки.
– Ах, какая жалость, – промолвила Сабета елейным голоском, в искренности которого не усомнился бы никто, даже если бы у нее за спиной неожиданно возникло слово «ЛОЖЬ», начертанное десятифутовыми огненными письменами. – Но эта роль уже занята.
– Неужели? – Шанталь медленно подошла к Сабете и поглядела на нее сверху вниз (Сабета была почти на голову ниже). – А ты кто такая?
– Амадина, – невозмутимо ответила Сабета. – Царица Сумерек.
– Да ты мне в дочери годишься, соплячка каморрская! И мордашкой не вышла… Ты шутишь?
– Нисколько, – раздраженно заявил Локк, не собираясь позволять посторонним дурно отзываться о Сабете в его присутствии.
– Джасмер, ты с ума сошел! – сказала Шанталь. – Ну какая из нее Амадина? Пусть вон Пентру сыграет. Ей же всего шестнадцать, ни сисек, ни жопы, и вообще внешность ничем не примечательная…
– Ничем не примечательная?! – возмущенно повторил Локк. – Да у тебя вместо глаз – стекляшки, дури…
Договорить прочувствованное, но неосмотрительно выбранное слово он не успел, потому как Бертран грубо схватил его за шиворот и поволок на встречу с внушительным кулаком, уже отведенным в замахе. Окружающий мир странно замедлил движение; побои были Локку не в новинку – он обладал удивительной способностью предугадывать грозящую ему опасность ровно за миг до того, как она становилась неминуемой.
Спасло Локка чудо в образе Жана Таннена, который врезался плечом под дых Бертрану и сбил его с ног, тем самым помешав нанести сокрушительный (для Локка) удар.
– Берт! – воскликнула Шанталь.
– О боги, – вздохнула Дженора.
Локк запоздало сообразил, что Жан успел не только оттолкнуть его подальше от Берта, но и передать ему свои драгоценные очки.
Шестнадцатилетний Жан, юноша плотного, несколько грузного телосложения, обладал внушительным брюшком, держал себя с миролюбивым достоинством, и даже темная поросль на пухлых щеках – с недавних пор предмет тщательных забот и плохо скрываемой гордости – не придавала ему устрашающего вида. Бертран был лет на десять его старше, на голову выше и на двадцать фунтов тяжелее, а вдобавок выглядел так, будто легко мог разорвать быка напополам, поэтому дальнейшее развитие событий удивило даже Локка.
Для начала противники обменялись парой ударов, а потом, сцепившись, молотя друг друга и отчаянно лягаясь, кубарем покатились по двору. Верх переходил от одного к другому: вот Жан сдавил Бертрану горло, но тот саданул ему под ребра, и Жану пришлось ослабить хватку; вот Бертран придавил Жана всем телом, но Жан вывернулся и, в свою очередь, прижал противника к земле.
– О всевышние боги! – простонала Шанталь. – Остановитесь! Прекратите! Да успокойтесь же вы!
Жан попытался зажать шею Бертрана локтевым сгибом, но Бертран каким-то стремительным ловким приемом перебросил Жана через плечо; тем не менее воспользоваться полученным преимуществом ему не удалось, потому что Жан, применив еще какой-то стремительный и ловкий прием, впечатал Берта в стену. Противники продолжали бороться, пробуя всевозможные захваты, пока наконец Жан не выскользнул из рук Бертрана и не откатился в сторону, что оказалось серьезной ошибкой: Бертран, размахнувшись, изо всех сил нанес Жану ошеломляющий удар в челюсть. Жан упал как подкошенный.
Бертран пошатнулся и, совершенно обессилев, повалился ничком рядом со своим юным противником.
– Шанталь, – вздохнул Монкрейн, – я бы и без этого тебе объяснил, что выбор актрисы на роль Амадины сделан и обсуждению не подлежит. Однако же я ни за что не поверю, что наш юный друг способен не только мастерски драться, но и проворно работать иглой.
Дженора и Благородные Канальи обступили Жана, а Шанталь, Алондо и Монкрейн захлопотали вокруг Берта. Оба противника вскоре пришли в себя, и их усадили под стеной.
– Очки… – попросил Жан.
Локк протянул ему очки, Жан нацепил их на нос и удовлетворенно вздохнул.
– Курево, – буркнул Бертран.
Шанталь вручила ему самокрутку из листового табака и поднесла к ней алхимический фитилек. Берт раскурил сигару, переломил ее пополам, поднес горящий кончик ко второй половине и передал ее Жану. Тот благодарно кивнул, и недавние противники с наслаждением затянулись ароматным дымом.
Все ошарашенно смотрели на них.
– Ты в ручной мяч играешь, приятель? – басовито, выговаривая слова на веррарский манер, спросил Бертран.
– Конечно, – ответил Жан.
– А за нашу команду поиграть не хочешь? Мы обычно в Покаянный день собираемся, после обеда. Скидываемся по два коппина с носа, проигравшие победителям эль выставляют.
– С удовольствием. Только обещай моих друзей больше не трогать.
– Заметано, – кивнул Бертран и погрозил Локку пальцем. – А ты, дружок, больше не смей так о моей жене говорить.
– А ты жене передай, пусть она Верену не оскорбляет, – буркнул Локк.
– Эй, задохлик, здесь вроде все по-терински говорят! – Шанталь ткнула Локка пальцем в грудь. – Хочешь мне что-то сказать – так и скажи.
– Вот и скажу! – Локк сверкнул глазами. – Не смей Верену оскорблять!
– Прошу прощения… – Сабета весьма чувствительно отпихнула Локка в сторону. – Я что, в невидимку превратилась? В его защите я не нуждаюсь!
Локк поморщился, как от боли.
– Что, стерва, самой за себя постоять захотелось? – прошипела Шанталь. – Молодец! Я научу тебя, как это делается! Вот попробуй только…
– ПРЕКРАТИТЕ! – рявкнул Монкрейн громовым голосом, оттолкнув Сабету от Шанталь. – Лодыри безмозглые! Успокойтесь немедленно, не то я сейчас все брошу и пойду еще какому-нибудь знатному оболтусу морду бить.
– Шанталь, любимая… – ласково произнес Бертран, выпуская облачко дыма, – уж если Джасмер разумные вещи изрекает, то, пожалуй, и в самом деле пора утихомириться.
– Амадину будет играть Верена, – заявил Монкрейн. – И это не обсуждается. А ты, Шанталь, будешь Пентрой – или Четвертой камеристкой у Басанти, если тебе больше нравится у него на сцене титьки оголять.
Шанталь злобно глянула на него и неохотно протянула руку Сабете:
– Ладно, мир. Фиг его знает, может, у тебя на сцене жопа солнцем блещет.
– Мир. – Сабета пожала предложенную руку. – Я всем покажу, как Амадину нужно играть.
– Ха! – присвистнул Бертран. – Слышь, Верена, а тебе моя жена понравится, дай только срок.
