Она искала шамаи. Бродила, не видя пути и пугая стервятников, уже вовсю пирующих на телах. Только когда наткнулась на низкий злой рык, сморгнула пелену и увидала Эрика. Тот по-прежнему был в зверином обличье, весь лохматый и иссеченный ранами. Хани шагнула к нему, но зверь предупреждающе зарычал, ощетинился. Шерсть на его загривке встала дыбом.
Позади волка лежал Талах. Смотрел ввысь, сложив губы в горькую полуулыбку. Даже после смерти шамаи отчаянно стремился в небо, при жизни ставшее ему вторым домом.
Хани мелко задрожала, шагнула вперед. Волк снова зарычал, теперь злее и тише, припал к земле – того и гляди прыгнет. Она не реагировала, отмела прочь всякий страх. Страх остался там, за спиной, с самым первым шарашем, которому она разрубила голову.
Кажется, волк прыгнул. Северянка не сразу поняла, как оказалась на земле, придавленная чьим-то коленом.
– Так я и знал, что никакой ты не волк, – голос принадлежал Рашу.
Кетельгард тронул ее за плечо, потянул, безмолвно предлагая подняться. В другой его руке Хани заметила лезвие – короткое и волнистое, будто змея. Волк стоял в стороне: широко расставил лапы и скалил зубы, всем видом показывая, что готов разорвать и чужака, и ее саму. Всякого, кому хватит смелости сунуться к телу его брата.
– Пес! И несет от тебя псиной, как от шавки побитой, – продолжал подзадоривать Раш и смачно плюнул в сторону шамаи.
Хани не понимала, зачем чужестранцу дразнить и без того обезумевшего оборотня, но в этой схватке, если ей суждено случиться здесь и сейчас, заняла сторону Раша. Во что бы то ни стало, любой ценой, какую богам будет угодно затребовать, она заполучит Талаха для погребения. Не оставит на поживу птицам и зверью.
– Отойди, – взмолилась Хани, слабо веря, способен ли Эрик на сострадание, – Талах просил забрать его и предать земле под стенами храма Скальда. Дай совершиться его воле.
Не было похоже, чтобы волк собирался отступать. Но и нападать шамаи не спешил. В груди северянки вспыхнула надежда – неужели удалось достучаться до человеческой души под шкурой зверя? Хани шагнула к оборотню, но чужестранец чуть не силой оттолкнул ее себе за спину и, будто играючи, повертел мудреную рукоять кинжала между пальцами, да так ловко, что лезвие завертелось волчком.
Волк распрямился, поднялся на задние лапы – и напал.
Неожиданно, словно нарочно водил их за нос показным спокойствием. Хани отлетела назад, услыхала громкий щелчок, с которым челюсти оборотня, казалось, сошлись на плече ее кетельгарда. Но нет – Раш вовремя отскочил. А когда зверь развернулся к ней, занося для удара сразу обе лапы, Раш ловко прыгнул к нему, целя змеистым лезвием оборотню в бок.
Шамаи громко заскулил – нарочно или нет, но кетельгард попал прямо в то место, откуда уже торчал обломок черной стрелы. Зверь отскочил. На какое-то время в волке будто проснулся человек, в уже человеческом взгляде проступила боль.
– Не стой, как каменная! – прикрикнул Раш.
Он был уже рядом.
«И как только всюду успевает», – зачем-то подумала Хани, наблюдая за страданиями шамаи.
– Он слаб, – проговорила она. – Зверь берет в нем верх.
Раш только поморщился, всем своим видом давая понять, что плевать хотел на проблемы оборотня.
– Прочь, – негромко, но уверенно сказала Хани, глядя в глаза шамаи. А потом, осмелев, выкрикнула: – Пошел вон!
Зверь припадал на переднюю лапу, пятился и поливал кровью мертвецов. А девушка будто обезумела: снова и снова гнала его прочь. Алая дорожка окропила лицо Талаха.
– Забираем твоего покойника и уходим. – Раш грубо тряхнул ее за плечо, дождался, когда повернет взгляд в его сторону. – Ну?! – Он тряс до тех пор, пока Хани не кивнула: мол, поняла.
Когда волк скрылся, Раш, ругаясь и посылая небу проклятия, взвалил на себя мертвого шамаи. Он почти вдвое согнулся под тяжестью его тела, но все же безропотно тащил мертвеца прочь с поля боя. Хани послушно шла следом, отчего-то не смея отвести взгляд от ладони шамаи: его пальцы посинели, потеряли гибкость и стали невероятно хрупкими. Того и гляди обломаются.
Когда кетельгард дотащил Талаха до лагеря, там уже сооружали погребальный помост для павших воинов.
– Хвала богам, – перед ними вырос северянин в одеждах служителя Скальда. – Белая сьера, там много раненых. Их раны глубоки, и в них уже попала черная кровь. Пока не стало совсем худо – хорошо бы поглядеть, кого еще можно спасти.
– Мудрым нужно очистить тело славного шамаи, – ответила Хани, смахнув руку назойливого служителя. – Разыщите их, скажите, что Талах покинул нас… и его тело следует подготовить… к погребению.
Последние слова застряли у нее в горле.
Глаза мужчины округлились, но он рискнул повторить сказанное им громко и настойчиво, вдалбливая в нее пропитанные морозом слова.
– Я и в первый раз толком расслышала, – сухо бросила Хани. Взглядом непрерывно следила, как Талаха обступили воины. Вскоре их стало так много, что мертвый шамаи исчез в людской толпе.
– Но те воины, Белая сьера, – настаивал служитель, морщиня лоб, – они еще могут жить, если поторопиться. Сегодня Кельхейм потерял многих славных воителей, потерял славного вождя, но они сложили головы за нашу победу. Нельзя умножать смерти без нужды, Белая сьера.
Хани будто ото сна очнулась, кивнула.
«Ты молодец, Белая сьера, – подбодрил призрачный шамаи. – Ты справишься. Делай то, что должно».
Сделалось горько.
Прав служитель – нельзя забывать о долге в угоду собственным слабостям.
– Пусть Мудрые занимаются ранеными. Используйте все целебные мази, что мы взяли с собой. Шамаи… он подождет. Сначала – живые. Я помогу Мудрым, я умею.
– Но… – встрял кто-то из норенов, Хани осадила его холодным взглядом.
– Я обучена врачевать и умею выхаживать больных. Служитель верно сказал – мы потеряли слишком многих сегодня, каждая жизнь на счету, а мне не привыкать пачкаться в крови.
– Велика твоя сила и мудрость, Белая сьера, – недоумение служителя сменилось почтением.
– Пусть мертвецам отдают последние почести и складывают погребальные костры. Ночь будет алой от пламени.
