Безумие поселилось в небольшом лагере. Животные взбесились и, не разбирая дороги, носились взад и вперед, пытаясь найти выход из смертельной ловушки. Кричали женщины и дети, срывали голоса мужики в тщетных попытках дозваться до своих родных. Арэн помнил, как налетел на женщину, которая прижимала к груди безвольное тело ребенка с окровавленной головой. Помнил, как каменная махина одним махом задавила несколько стоящих рядом обозов, отрезав путь к расщелине. Помнил, как под ней еще какое-то время стонали и охали старики. С ними была и Мудрая.
Арэн хватал всех, кто не мог идти, тянул на себе, передавал тем немногим мужчинам, которые оказались в состоянии действовать осознанно. Он стал мокрым от пота, руки почернели от пыли, глаза нестерпимо щипало. Он что есть силы кричал, призывая селян отходить дальше, вниз по тропе. После был новый толчок под ногами. Мир загремел, заскрежетал, застонал. Дасириец буквально волоком тащил сразу двоих чумазых ребятишек. Он успел бросить их в руки подоспевшему косматому мужику, когда в затылок что-то ударило – и мир надолго погрузился в безжизненную пустоту.
– …Господин, – рядом раздался знакомый голос Бьери. – Господин, я принесла поесть.
Арэн не стал вымучивать из себя фальшивую улыбку. Северянка ему нравилась, не хотелось обижать услужливую девушку ложью. Он кое-как собрался, перевернулся на другой бок и сел, опираясь ладонями, чтобы не упасть. Веки нехотя разомкнулись.
Кругом стояла ночь – тихая и безопасная.
В нескольких шагах, опустив колени на край сенника, сидела Бьери. В ее руках была миска, от которой шел ароматный запах бараньей похлебки.
– Спасибо, Бьери, – поблагодарил дасириец и потянулся за едой. Глиняная посудина обдала ладони теплом.
Девушка заново развела потухший костер. Огонь нехотя ожил, задобренный кусками сухих древесных грибов.
– Как твое здоровье, господин? Мы положили тебя отдельно, чтобы не потревожить твой сон. – Она выглядела взволнованной. – Я не мастерица в лекарских делах, но мать учила меня делать припарки из медвежьего жира и корней чернолиста. Я всегда держу горшочек про запас: на кухне постоянно что-то случается. Это хорошее средство, господин, проверенное.
– Спасибо, – только и смог проговорить Арэн. Голова все еще кружилась, но голод он действительно чувствовал – значит, не все так плохо.
Он выудил из миски кусок ребра с хорошими кусками мяса и обглодал до самой кости. Живот одобрительно заурчал, потребовал еще. Между тем Бьери занялась его головой. Ее пальцы работали легко и осторожно, и, даже когда она соскребала гребнем остатки старой мази и приводила в порядок его волосы, Арэн не почувствовал боли.
– Сколько осталось живых? – спросил он, когда миска опустела.
– Семь кулаков, – ответила девушка, снова присаживаясь возле него. Теперь, когда глаза дасирийца привыкли к темноте, он рассмотрел несколько свежих царапин на ее лбу и здоровенный, на полскулы, синяк. – Жена старосты и Мудрая – обеих камнями завалило.
Арэн с шумом выдохнул. Семь кулаков – чуть меньше четырех десятков людей. Неудивительно, что в лагере такая тишина.
– Камни закрыли путь в горы, – продолжила Бьери, и он увидел, как поникли ее плечи. – Теперь туда не пройти. А еще в земле открылись глубокие ямы. Отец говорит, что старосте нужно послать разведчиков, посмотреть, где можно обойти, но Варай и слышать никого не хочет: с бурдюком обнимается.
– Проверили обвал? Через него действительно не перебраться, не разобрать? И сколько мужчин взрослых осталось, Бьери? – Мысли в голове Арэна со скрипом, но начинали шевелиться.
– Не ходил никто, господин. Боязно. А мужчин… – Бьери призадумалась, – если со старостой и моим отцом, то два кулака наберется. Но мой отец не сможет помочь: его камнями сильно побило.
Девушка шмыгнула носом, как-то неуклюже вцепилась в юбку, потеребила мятые складки.
– Почтенный Эрб так плох? – осторожно спросил Арэн, чувствуя, что сует нос не в свое дело. Но девушка явно нуждалась в ободрении, а он не мог сделать вид, что не услышал.
– Мудрая могла бы его полечить… А сейчас только я осталась. А я ничего в этом не смыслю.
– Меня же выходила, – попытался приободрить ее Арэн.
Большую часть жизни он провел на войнах или мечом и кулаком отстаивая интересы своей семьи. За всем этим как-то не нашлось времени обучиться премудростям общения с женщинами. Раш при случае всегда насмехался над его скудными познаниями в этой премудрости и в шутку предлагал обращаться за советом к нему, если совсем прижмет. Обычно Арэн отбривал его насмешки и обещал взамен поучить названого брата премудростям битья физиономии. Правда, Раш и в этом был хорош. Да и много в чем еще. Иногда Арэн всерьез задумывался, так ли хорошо, как думает, знает человека, с которым обменялся кровью. Разве то, что нишан сам о себе рассказывал. И подчас это звучало так же насмешливо и нелепо, как его вечная байка про то, что его родила мать-морская пена.
– Ты – другое дело, господин, – сквозь непролитые слезы улыбнулась Бьери. – Ты крепкий и молодой. И с твоими шишками справился бы даже малец.
– Я рад, что попал в руки не мальцу, а тебе, – совершенно искренне ответил он, с удивлением обнаружив, что девушка зарделась в ответ на похвалу.
Арэн вдруг отчетливо вспомнил собственные слова, сказанные Миаре в день, когда обнаружился побег Хани и Раша: он обещал, что вернет их домой. И что теперь? Нишан, неизвестно, жив ли; таремка и Банрут отрезаны каменной преградой, и их участь незавидна. Арэн решил, что с рассветом обязательно собственными глазами посмотрит, так ли непроходим завал. И ямы… Проклятье! Не хватало, чтобы половина каменного леса ушла под землю.
При всем при этом оставались шараши, которые, скорее всего, уже добрались до брошенной деревни. И, никого там не обнаружив, пустились в погоню. Такой вариант развития событий казался дасирийцу наиболее реальным.
Арэн поднялся, стараясь не делать резких движений, каждое из которых отзывалось в голове новой вспышкой боли. Лишь выпрямившись, он позволил себе набрать полную грудь крепкого морозного воздуха.
Звезд на небе не было, полумесяц скрылся за темными облаками, изредка выныривая из их укромного убежища.
– Я помогу, господин, – поддалась было Бьери, но дасириец мягко отстранил ее. Девушка насупилась, потом неожиданно рванулась к нему и порывисто обхватила ручонками за шею. – Господин…
Она сама себя остановила на полуслове, ткнувшись губами в его губы. От нее пахло костром и бараньей похлебкой. А поцелуй получился каким-то неумелым. Арэн попытался оттолкнуть северянку, но зашатался на слабых ногах. Он так давно не был с женщиной, что успел позабыть, как это – наслаждаться податливым упругим телом. А северянка была такой мягкой и ласковой, что от простого поцелуя у него появилась совершенно определенная тяжесть в паху.
– Господин Арэн, я сама, сама решила, сама, – сбивчиво твердила северянка, снова и снова порываясь обнять его. Получив от ворот поворот, нахмурилась, а потом сразу сникла.
