– Кто такой Рой Лихтенштейн?
– Нынешнее повальное увлечение ньюйоркцев; только, по-моему, долго не продержится. Джессика, на мой взгляд, куда лучший рисовальщик. Пожалуйста, скажи ей, что, если она нарисует мне осенний Нью-Йорк, я подарю ей на Рождество Лихтенштейна.
– Сомневаюсь, что она слышала о нем.
– Пока я не повесил трубку, могу поинтересоваться, как продвигается последний роман об Уильяме Уорике?
– Продвигался бы куда быстрее, если бы меня то и дело не отрывали от работы.
– Прости, – усмехнулся Гарольд. – Мне не доложили, что ты сейчас пишешь.
– Суть в том, что Уорик столкнулся с непреодолимой проблемой. А точнее, с ней столкнулся я.
– Могу я чем-нибудь помочь?
– Нет. Поэтому ты издатель, а я – автор.
– А какого характера проблема? – не унимался Гарольд.
– Уорик нашел тело бывшей жены на дне озера, но он твердо уверен, что сначала ее убили, а уже потом утопили.
– Так в чем проблема-то?
– Моя или Уорика?
– Сначала Уорика.
– Он вынужден ожидать по крайней мере двадцать четыре часа, чтобы получить на руки заключение патологоанатома.
– А твоя проблема?
– У меня есть двадцать четыре часа, чтобы решить, что должно быть в этом заключении.
– А Уорик знает, кто убил бывшую жену?
– Не наверняка. На данный момент подозреваемых пятеро, и мотив есть у каждого… И алиби.
– Но ты, полагаю, знаешь, кто это сделал?
– Не знаю, – со вздохом признался Гарри. – А если не знаю я, значит не может знать и читатель.
– А не кажется ли тебе это слегка… рискованным?
– Согласен. Но в этом также есть вызов как для меня, так и для читателя.
– Жду не дождусь первого чернового варианта.
– А уж я-то как жду…
– Прости. Отпускаю тебя – возвращайся к телу бывшей жены в озере. Перезвоню через неделю узнать, выяснил ли ты, кто ее утопил.
Когда Гинзбург дал отбой, Гарри положил трубку и опустил взгляд на лежавший перед ним чистый лист бумаги. Он попытался сосредоточиться.
«– Так каким будет твое мнение, Перси?
– Слишком рано выносить точное суждение. Мне надо отвезти ее обратно в лабораторию и сделать еще кое-какие анализы, прежде чем я смогу выдать тебе обоснованное заключение.
– Когда мне ждать твой предварительный отчет? – спросил Уорик.
– Ты, как всегда, нетерпелив, Уильям…»
Гарри оторвал взгляд от листка. И в этот момент понял, кто совершил убийство.
У Эммы не было никакого желания принимать предложение Себастьяна и вступать в сговор с Джайлзом и Грэйс, чтобы сохранить решающее преимущество, однако она по-прежнему считала своим долгом держать брата и сестру в курсе всего происходящего. Эмма гордилась тем, что представляет семью в совете директоров, хотя прекрасно знала, что родственники не проявляют большого интереса к делам, а всего лишь получают квартальные дивиденды.
Джайлз был поглощен выполнением своих обязанностей в палате общин – его востребованность заметно возросла после того, как Хью Гейтскелл пригласил его присоединиться к теневому кабинету в качестве министра по европейским делам. Это означало, что Джайлза редко видели в его избирательном округе, несмотря на то что он, как ожидалось, должен был холить и лелеять «ненадежное место» в парламенте и в то же время регулярно посещать те страны, от которых зависел исход голосования за предоставление Британии возможности вступления в ЕЭС. Однако по результатам опросов общественного мнения лейбористы несколько месяцев шли впереди, и все увеличивалась вероятность того, что Джайлз станет министром – членом кабинета по итогам следующих выборов. Последнее, что ему сейчас надо было, – это отвлекаться на «неприятности на мельнице».
Гарри и Эмма обрадовались, когда Джайлз наконец объявил о своей помолвке с Гвинет Хьюз, но не в социальной колонке «Таймс», а в пабе «Страус», в сердце своего избирательного округа.
– Хочу видеть вас мужем и женой до начала следующих выборов, – объявил Грифф Хаскинс, доверенное лицо Джайлза в избирательном округе. – И будет еще лучше, если к первой неделе избирательной кампании Гвинет забеременеет.
– Как романтично, – вздохнул Джайлз.
– Мне не до романтики. Моя задача – сделать все, чтобы после выборов ты по-прежнему заседал в палате представителей, ибо в противном случае ты сто процентов не будешь членом кабинета министров.
Джайлз хотел было рассмеяться, но он знал, что Грифф прав.
– Дату назначили? – поинтересовалась подошедшая к ним Эмма.
– Свадьбы или всеобщих выборов?
– Свадьбы, оболтус.
– Семнадцатое мая в отделе регистрации актов гражданского состояния в Челси, – доложил Джайлз.
– Не совсем то, что церковь Святой Маргариты в Вестминстере
[5], но по крайней мере на этот раз мы с Гарри можем надеяться получить приглашение.
– Гарри я попросил быть моим шафером, – сказал Джайлз. – Но вот насчет тебя не уверен… – добавил он с ухмылкой.
Время оказалось выбрано не слишком удачное, но единственный шанс увидеться с сестрой был у Эммы вечером накануне судьбоносного собрания совета. Она уже связалась с теми директорами, в поддержке которых была уверена, и с одним-двумя колеблющимися. Но она хотела дать Грэйс знать, что по-прежнему не в состоянии предсказать результаты голосования.
Грэйс же в судьбе компании принимала еще меньше участия, чем Джайлз, и один или два раза забывала обналичить чек своих квартальных дивидендов. Недавно ее назначили старшим преподавателем в Ньюнэме, поэтому она редко отваживалась выбираться за пределы Кембриджа. Эмме иногда удавалось выманить сестру, соблазнив походом в лондонский Королевский оперный театр, но на дневной спектакль, чтобы успеть поужинать перед обратным поездом в Кембридж. Как объясняла сама Грэйс, она не испытывает желания провести ночь в чужой постели. Насколько утонченная в одном, настолько же ограниченная в другом, как-то раз отметила их драгоценная матушка.
Перед возможностью послушать «Дона Карлоса» Верди в постановке Лукино Висконти Грэйс и вправду не устояла и даже позволила себе задержаться на ужин и внимала, не отрываясь, обстоятельным объяснениям по поводу инвестирования крупной суммы из резерва капитала компании в отдельный проект. Грэйс молча уплетала зеленый салат, лишь время от времени ограничиваясь короткими комментариями, но своим мнением не делилась, пока не всплыло имя майора Фишера.
