Целый час Мод демонстрировала Хависе на лужайке свои новые умения, стреляя в большую соломенную мишень. Раз за разом стрелы с гусиным оперением вонзались точно в центр. Лицо Мод было восторженным и сосредоточенным. Она облизнула губы; глаза горели удовлетворением от достигнутого. Один из стражников замка, который считал себя хорошим лучником, решил посоревноваться с ней и был посрамлен.
– У тебя и правда талант! – воскликнула Хависа.
– Как и в любом деле, здесь важна тренировка. – Мод протянула Хависе лук. – Вы бы тоже могли научиться.
Та отказалась, грустно покачав головой:
– Слишком поздно.
– Никогда не поздно учиться.
– Но только не в моем случае.
Вскоре они вернулись в замок: солнце перестало дарить тепло, задул холодный ветер. Хависа, с посеревшим и осунувшимся лицом, дрожа, куталась в плащ.
В зале их ждал обед: миндальный суп и пирог с бараниной и шафраном. Мод ела с жадным аппетитом энергичной молодой женщины. Она испытывала голод, еще когда они пошли стрелять, а сейчас желудок казался пустой пещерой. Но если Мод налегала на суп, пирог и хлеб, то Хависа лишь вяло ковыряла вилкой в тарелке и почти ничего не ела.
– Вы не проголодались? – спросила Мод и подумала, что худоба хозяйки неудивительна.
– Последнее время у меня нет аппетита, – призналась Хависа, с отвращением глядя на несколько кусочков, лежащих на тарелке. – Иногда от одного запаха еды мутит.
– Вы советовались с врачом?
Миссис Фицуорин покачала головой:
– Я тридцать лет лечила всех, кто живет в моем доме. Мне не нужен врач, чтобы понять, что случилось.
Она не стала продолжать, лишь молча вертела в руках кубок. Глянув ей в лицо, Мод воздержалась от расспросов.
Однако вечером, когда они сидели у камина и играли в мельницу, Хависа подвинула одну из своих фишек и тихо проговорила:
– Мод, я больше не могу держать это в себе. Мне кажется, я умираю.
В камине трещал огонь, и это был единственный звук в комнате. Мод растерянно глядела на Хавису и не могла подобрать слов. Хотя в комнате было тепло, по спине у нее пробежал холодок.
– У меня такое чувство, что меня грызет изнутри, и с каждым днем становится все хуже. – Миссис Фицуорин прикусила губу. – Когда уехали сыновья, я сперва подумала, что это от горя – слишком уж мало времени прошло после смерти их отца.
– Может быть, так оно и есть, – быстро вставила Мод, хватаясь за спасительную соломинку.
Хависа покачала головой и положила ладонь себе на живот:
– У меня здесь какой-то бугор, причем он растет и болит. Иногда меня одолевает фантазия, и я говорю себе, что это мое разбитое сердце толкается в кожу. Но я уже видела похожие наросты и знаю, что они предвещают скорую смерть.
– Мне очень жаль, – прошептала Мод, понимая, насколько неуместно это звучит, но что еще ей оставалось? В душе она пожалела, что Хависа поверила ей свою тайну. Мод очень не хотелось принимать возложенный на нее груз.
– Ни к чему жалеть, но я буду рада, если ты помолишься о моей душе. Смерть, когда она придет, будет желанным освобождением… и у меня, по крайней мере, есть время приготовиться. Самое трудное – это ожидание. И эта ежедневная изматывающая боль.
– Но это же несправедливо! – выкрикнул таящийся в душе Мод непокорный ребенок. Глаза ее наполнились слезами безысходности и возмущения, и она одним движением смела фишки с доски.
Хависа встала, подошла к девушке и обняла ее.
– Если бы этот мир был устроен справедливо, – сказала она, – мой муж был бы сейчас жив, и сыновья находились бы здесь, а не скрывались в Бретани, и Уиттингтон был бы наш. – Она нежно погладила Мод по щеке и добавила: – Будь жизнь справедливой, я бы родила хоть одну дочку, и она была бы такая, как ты.
От ее слов Мод еще сильнее захотелось плакать. Больше всего ее злила собственная беспомощность. Она ничего не могла исправить – сколько бы раз ее стрелы ни попадали в центр мишени.
Глава 17
Поместье Хигфорд, Шропшир, лето 1200 года
Не успели Фульк с братьями спешиться во внутреннем дворе Хигфорда, как тетушка Эммелина тут же выбежала им навстречу. Она обвила шею старшего племянника руками, расцеловала его в обе щеки, а потом порывисто стиснула в объятиях:
– Вот ведь горе-то какое! – Затем подошла поочередно к каждому из братьев и точно так же поздоровалась с ними. – Сперва Хависа не разрешала отправить вам письмо. Считала, что, мол, пока вы в Бретани, вам не грозит опасность, но леди Уолтер сказала, что вы должны знать. Ваша матушка терпела до последнего… но, видишь как вышло, не застали вы ее в живых. Бедняжка умерла через неделю после того, как уехал гонец.
Фульк ошарашенно смотрел на тетушку. Лучи июльского солнца нещадно били в глаза. Почти весь день стояла страшная жара.
– А при чем тут леди Уолтер?
– Она приехала навестить вашу матушку, – пояснила Эммелина, – и осталась с Хависой до самого конца, храни ее Господь. Ее присутствие было для вашей матери большим утешением.
– Леди Уолтер сейчас здесь?
– Нет, уехала к отцу, но сказала, что возвращаться обратно на юг будет этой же дорогой.
Значит, Мод уехала.
Фульк почувствовал облегчение. По крайней мере, одной проблемой меньше. Ему и без того было очень тяжело.
– Мы сейчас были на могиле матери в Олбербери, – сказал он. – Осталось еще немало незаконченных дел, которые необходимо завершить, чтобы родители наши воистину упокоились с миром.
– Я знаю. – Тетушка взяла его за руку. – Но дела можно отложить, по крайней мере ненадолго. Так что снимайте-ка вы доспехи да идите в дом и подкрепитесь.
Фульк высвободился из ее объятий.
– Если вы пустите нас в дом, тетушка Эммелина, то нарушите закон и окажетесь виновны в пособничестве преследуемым по закону разбойникам, – предупредил он.
Эммелина выпрямилась во весь рост, и глаза ее оказались на уровне груди племянника.
– Да за такое оскорбление стоило бы выгнать вас за ворота Хигфорда! – заявила она. – И придет же такое в голову! Я, между прочим, урожденная Фицуорин, родная сестра вашего отца. Да плевать я хотела на все законы! Вы мои любимые племянники, и точка!
– Тогда спасибо. – Фульк нагнулся и поцеловал ее в щеку. – Мы вам очень признательны. Вот только…
Эммелина подняла брови:
– Что еще?
– Мой отряд. – Фульк указал на ворота. – Я велел своим людям остаться снаружи, на случай если вы не согласитесь их приютить. С тех пор как я в изгнании, к моей свите присоединились многие. Их там больше пятидесяти рыцарей, все на лошадях.
Тетушка Эммелина ошарашенно моргнула, но быстро пришла в себя.
