— Довольно, Джоффри, — сказал Жак. Но Антэнк не умолкал.
— Это был квинтет, теперь это квартет, скоро будет трио и дуэт, и соло, а что будет после этого? Тра-ла-тра-ла! — запел безумец, продолжая пританцовывать.
— Вы издеваетесь? — спросил Майкл. — Вот так мы собираемся пробраться в башню?
— Да, — резко ответил Жак. — Если у тебя есть предложение получше, как пройти через охраняемую крепостную стену и обмануть систему безопасности, снабженную кодом, требующую идентификации по отпечатку пальца и снимку сетчатки, я буду счастлив его обсудить. Пока что это лучший вариант из тех, что у нас есть, — затем он подошел к Джоффри, схватил его за плечи и посмотрел прямо в глаза.
— Послушай меня, Джоффри, — сказал он. — Слушай внимательно. Я знаю, что ты там. Нам нужна твоя помощь. Мы не можем справиться без тебя. Если ты хочешь свалить Уигмана, если хочешь доставить ему неприятности, тебе нужно собраться и помочь нам. Иначе нельзя.
Джоффри перестал танцевать и внимательно слушал, что ему говорят.
— Да, Джек, — прошептал он спустя какое-то время.
— Давай-ка мы с тобой найдем тихое местечко и поговорим. Как титан с титаном.
— Да, Джек, — отозвался Джоффри.
Жак обнял Антэнка за плечи худой рукой и молча провел сквозь толпу диверсантов, которые не сводили с них глаз, мимо стола с чертежами, в коридор через окованную железом дверь. Она захлопнулась за ними, скрыв из поля зрения.
Элси тихо наблюдала за происходящим. Несколько мгновений все хранили задумчивое молчание, а потом Нико нарушил тишину:
— Так, ладно, вернемся к чертежам.
Глава одиннадцатая
В сердце диколесской чащи
Майская королева Зита тихонько сидела за кухонным столом и перемешивала овсянку ложкой. Отец расположился на своем обычном месте справа от нее, сжимая в пальцах ручку кофейной кружки. Он читал газету, как часто делал по утрам, и что-то бормотал в седеющие усы, словно вел дискуссию со свежими новостями. Зита поднесла ложку ко рту, подула на овсянку, а потом положила ее обратно в тарелку.
— Занятия сегодня отменили, — сообщила она.
— М-м-м, — отозвался отец.
— Директор говорит, мы празднуем возвращение Девы на велосипеде.
— М-м-м.
— Я думаю пойти к Кендре. Она делает гербарий. А триллиум как раз в цвету.
— М-м-м-м-м.
Она еще чуть-чуть помешала овсянку, вырисовывая сливками спираль в центре тарелки.
— И я подумала… — тут она помедлила, обдумывая следующие слова. — Нельзя мне взять мотоцикл?
Отец оторвался от чтения. Его усы легонько дрогнули.
— Зачем это он тебе?
— Все хорошие цветы растут далеко, — сказала Зита, выпрямляясь на стуле. — Мы до них пешком не доберемся. Целый день идти придется.
— Там кое-что подправить не помешало бы. Я и не помню, заводил ли его с тех пор, как… — он помолчал и откашлялся. — А еще бензин нужно залить.
— Я залью, — пообещала Зита. — А ты поможешь подправить, что надо. Давай?
Отец посмотрел на напольные часы у стены — те самые, которые били полночь, когда к девочке являлся дух Зеленой императрицы, — и кивнул.
— Отличный план.
Зита улыбнулась. Ей стало радостно, что отец выглянул из скорлупы своего тихого, мрачного ступора. Вместе они молча убрали со стола и помыли посуду в раковине. Потом вышли в гараж, где стоял старый мотоцикл, в неизвестно откуда добытой коляске которого было свалено все, чему в гараже не нашлось приличного места. Зита с отцом собрали это барахло — груду одеял, запасное колесо и коробку отработанных свечей — и уложили на стоящий рядом верстак. Отец расстегнул сумку, достал видавший виды набор инструментов, и они принялись возиться с двигателем. Вскоре мотоцикл удалось завести, и теперь он исправно рычал, привычно извергая в воздух клубы дыма. Отец Зиты, вытирая руки от машинного масла, глядел, как дочь, усевшись на сиденье, надевает на голову серебристый шлем, а на глаза — мотоциклетные очки.
— Спасибо, пап, — сказала она.
Он тепло улыбнулся, оглядывая всю картину: свою дочку, мотоцикл, коляску, и Зита знала, о чем он думает. Он думал о том, чего здесь не хватало: ее матери. Его жены.
Она решила не позволять ему чересчур долго предаваться воспоминаниям о том, как часто мать ездила с ним пассажиром, как ее голова в шлеме торчала из коляски, пока он, стискивая руль, катил от одной деревушки к другой. Помедлив чуть-чуть, девочка заговорила.
— Я вернусь завтра. — (Зита собрала с собой походный набор, чтобы окончательно уверить его в предстоящей ночевке с Кендрой в лесу.) — Люблю тебя, — добавила она.
— И я тебя люблю, — сказал отец, которого эти слова на мгновение застали врасплох. Она видела, как его глаза наполнились слезами, но он не дал им пролиться.
Зита поддала газу, и двигатель надрывно взревел. Она вывела старенького железного коня на солнечный свет, отпустила сцепление и, не взглянув больше на отца, покатила по дороге.
Водить этот древний мотоцикл с помятым и исцарапанным бензобаком она умела виртуозно; отец научил ее ездить, едва ей исполнилось семь — к откровенному ужасу матери. Приятно было снова оказаться в седле, чувствовать, как ветер бьет по щекам и хлещет полами пальто. Она неслась по торговому кварталу, своему родному району, по узким мощеным улочкам, которые знала, как линии на собственной ладони. Промчавшись мимо старого бобра, тянувшего за собой тачку с сеном, она чуть не задела столик уличного фокусника-картежника, а одетая в черное няня в тревоге оттащила своих малышей-подопечных (двух человеческих детей) с дороги на узкий тротуар.
— Извините! — прокричала Зита сквозь воркующий гул мотоцикла.
Она свернула на Длинную дорогу и влилась в поток автомобилей и велосипедов, рикш и неспешных паланкинов, которые боролись за место в суматохе движения. Виляя, обогнула запряженную лошадью повозку и пристроилась за гремящим спортивным автомобилем с отрытым верхом, но в конце концов не вытерпела, наглотавшись выхлопных газов, и обогнала его, при этом едва не влетев в стайку рикш.
— Эй, осторожней! — прикрикнул один из возниц.
Но Зита только поддала газу, и вскоре плотные ряды кирпичных домов и магазинов торгового квартала остались позади; теперь дорогу обрамляли высоченные деревья и обширные поляны, заросшие папоротником. Здесь уже не было таких пробок, и можно было выжать из мотоцикла все, на что он способен. Пространство вдоль дороги слилось в размытую ленту. Она постаралась собраться с духом перед предстоящим испытанием.
