И все же сегодня я твердо стою на ногах, у меня неплохое здоровье, как физическое, так и психическое. Мне кажется, что одна из важнейших причин этого заключается в том, что я больше не позволяю над собой издеваться. Кое-кто предпринимал такие попытки и до сих пор иногда предпринимает, но мне удается их отразить. Я не утверждаю, что негативные или неадекватные комментарии не причиняют мне боли, но теперь я совершенно уверена в собственной ценности, и, что бы ни случилось, это играет решающую роль. Именно благодаря этому у меня получается держать оборону, не замыкаясь при этом в себе.
Должна сказать, это не всегда было так.
Меня преследовали в течение всего детства, и я хорошо помню, когда это началось. В шесть лет я пошла в подготовительную школу, и там мне было хорошо. Проблемы появились в первом классе. В тот год мы переехали в район, в котором жили более состоятельные люди, и меня с самого начала воспринимали как чужака. Меня быстро исключили из дворовой компании. Одна девочка сказала мне, что если я хочу быть в игре – я должна во всем подчиняться ей! И что ей вообще не разрешают водиться с такими, как я. Не знаю почему, но я действительно была слишком буйной, постоянно искала приключений и едва ли могла вписаться в эту "буржуазную" среду. Я никогда не проявляла агрессии или склонности к насилию, просто была полна жажды действий и неуемной энергии в большей степени, нежели это считалось приемлемым у представителей среднего класса и учителей в 1980‑х гг. Я по-прежнему не знаю наверняка, почему все пошло именно так, но так мне кажется теперь, с высоты прожитых лет.
Итак, я подверглась изоляции и преследованиям после переезда из рабочего района в район обитания среднего класса. Как мне кажется, тому были две причины: во-первых, травля происходила с молчаливого одобрения многих взрослых, а некоторые из них даже принимали в ней участие. Вероятнее всего, травля началась с того, что некоторые дети запустили в мою сторону "пробные шары", чтобы посмотреть, как взрослые отреагируют на их поведение. Поняв, что окружающие не возражают, они, что называется, "вошли в раж". Во-вторых, мне показалось, что некоторые из зачинщиков происходили из респектабельных и влиятельных семей. Другими словами, эти дети имели значительный вес в обществе.
К сожалению, мой опыт свидетельствует о том, что потенциальные агрессоры есть повсюду: на рабочих местах, в организациях и т. п., и, как правило, это совершенно обычные люди, чаще всего довольно обеспеченные. Мне кажется, единственный способ противостоять агрессорам состоит в том, чтобы быть открытым и постоянно работать над собой, повышая психическую устойчивость и способность к защите. Очень важно в такой ситуации разрабатывать детальные планы и конкретные меры решения проблемы. По крайней мере, это помогло мне.
Взрослые определенно могли помочь мне стать менее восприимчивой к травле. Многие из взрослых, которые меня окружали, знали, с чем мне приходится жить, и никто из них пальцем не пошевелил, чтобы мне помочь. Спустя годы именно это ранит больнее всего: все вокруг знали о травле и своим бездействием давали на нее молчаливое согласие.
Я совершенно уверена, что, если бы кто-нибудь попытался остановить преследования, если бы взрослые научили меня, как выходить из трудных ситуаций, дело не зашло бы так далеко. Мне отчаянно не хватало знаний о том, как противостоять обидчикам, но, к сожалению, взрослые мне в этом не помогли.
Само собой, издевательства прекратились, когда я окончила школу, но по-настоящему я перестала быть жертвой лишь после тридцати. В детские и юношеские годы у меня сформировалось поведение и жизненная позиция, характерные для типичной жертвы. Из-за этого я не раз оказывалась в трудной ситуации, в том числе и на рабочем месте. Думаю, я не ошибусь, если скажу, что люди, привыкшие добиваться своего при помощи психологического насилия, быстро узнавали во мне "легкую добычу". К счастью, мне удалось выйти из роли жертвы семь лет назад, когда я сама стала матерью.
Это далось мне нелегко, но выбора у меня не было. Мне попросту пришлось встать с колен и заставить себя уважать. Многие из моих давних преследователей обзавелись собственными детьми, и опасение, что моей дочери придется пройти все те же круги ада, что и мне в свое время, спровоцировало у меня тяжелую послеродовую депрессию. Я была просто одержима этими страхами. Вместе с тем у меня не было проблем со здоровьем, которые мешали бы мне заботиться о ребенке, скорее наоборот. В действительности моя дочь была единственным, ради чего стоило жить, и она заставила меня выдержать это трудное время и стать сильнее после пережитого. Разумеется, она ничего не знает об этом и не узнает, по крайней мере не сейчас.
Итак, моя дочь заставила меня взять себя в руки и изменить жизненную позицию. Мне это удалось, и я бесконечно рада этому. Это была главная битва в моей жизни, и, к счастью, я ее выиграла».
Причина, по которой я уделяю так много внимания комплексу жертвы, заключается в том, что я получаю очень много обращений от отчаявшихся родителей. Их дети буквально перестают жить, теряют интерес ко всему, зацикливаются на негативном опыте и навсегда застревают в роли жертвы. Травля становится универсальным оправданием нежелания брать на себя ответственность, оканчивать школу и т. д.
В социальных сетях и блогах, за которыми я слежу, я нередко замечаю, что молодые люди, добровольно признавая себя жертвами, привлекают к себе внимание и получают много заботы и поддержки, зачастую от тех, кто сталкивался с похожими проблемами. Складываются целые сообщества, члены которых связаны узами негативных переживаний. Я верю, что открытость и готовность делиться своим опытом с единомышленниками имеет большой терапевтический потенциал, но, мне кажется, что во многих подобных компаниях господствует настроение «они против нас». Другими словами, возникает позиция «жертвы против преследователей», а это не способствует поиску конструктивных решений и выходов из трудной ситуации. Кроме того, самоидентификация членов таких компаний оказывается завязанной на роль жертвы, что, в свою очередь, является дополнительным ограничением, мешающим в дальнейшей жизни: без роли жертвы, на которую можно опереться, они чувствуют себя неуверенно.
Нередко дети и подростки, столкнувшиеся с травлей, оказываются не в состоянии оставить то, что с ними произошло, позади и идти дальше, поскольку им не удалось в достаточной степени переработать этот опыт. У кого-то этот процесс занимает несколько лет, кому-то требуется профессиональная помощь, чтобы жить дальше, даже если сама травля давно прекратилась. Очень важно, чтобы окружающие люди, особенно родители, хорошо понимали это. Последствия травли могут проявляться как застенчивость, самокритичность или повышенная тревожность. В результате задачи, кажущиеся нам элементарными, становятся очень трудными и зачастую неразрешимыми для тех, кто пережил психологическое насилие.
Тем не менее для детей и подростков, столкнувшихся с преследованиями, очень важно, чтобы окружающие фокусировались прежде всего на их способностях и ожидали от них участия в повседневных делах. Тем самым мы не позволяем жизни этих детей крутиться лишь вокруг болезненных переживаний. Когда существование кажется трудным и бессмысленным, необходимо поддерживать «нормальность» в обыденной жизни. Так происходит период восстановления после любых травм.
