— На крайний случай выведут с помощью посадочных РЛС, — и успокоил, — да, тут он где-то!
И всё ровно тёмная громада крейсера выскочила из смоляной черноты неожиданно, промелькнув под брюхом.
На корме тут же вспыхнули дополнительные посадочные огни и, дав небольшой круг, сели без эксцессов.
Уже в ангаре, сняв спас-костюмы, техник сказал:
— Трепыхания всё это наши…. Мне космос напоминает океан, где есть всякая мелюзга, рыбы, крупные рыбы и большие дядьки-киты, которые кушают планктон.
— И чего?
— Так вот, люди не планктон, они ещё меньше. И их не трогают, пока они не всплывают.
— Кто не трогает — инопланетяне?
— Фы-ы! Инопланетяне….
— Ого! Уж не высшие силы, типа парня с нимбом, то бишь, Бога ты имеешь в виду?
— Типа, того! И всё решено или предрешено за нас.
— Да, ладно, прорвёмся! — Выполнив задание, майор чувствовал удовлетворённость и благодушие, — на всех планетах земного типа в этой Вселенной растут яблони.
И словно в подтверждение достал из кармана зеленоватую «симеринку» и смачно надкусил.
* * *
Дверь на крыло мостика была приоткрыта, и Терентьев с особым наслаждением вдыхал атмосферную близость к экватору.
Шагнул из рубки, окунаясь в бескрайность пространства, будоража загнанную на эмоциональные задворки юношескую романтику, которая упрямилась и через взрослые хмурости порывалась назвать морские мили парсеками, особенно когда небо упало сверху глубиной космоса и мириадами звёзд.
Фантазии играли не долго, и разбежавшийся взгляд сузился до конкретики, выискивая ползущие огоньки вражеских спутников. Хотя это могли быть и советские сателлиты, которые пока вроде, как и не свои, но и не друзья.
Эта импровизированная обсервация длилась не долго — дул устойчивый северо-восточный ветер, гнавший влажные и теплые (до +20) потоки, что было характерно для этих широт в этого время года. С севера край космической сферы уже затянула чернота, медленно наползая на зенит, тёплые дуновения высасывали из океана стылую влагу, клубя, а чаще вытягивая длинные и широкие полосы тумана. Порой такие густые, что иногда казалось нос корабля врезается во что-то осязаемое.
Для Терентьев утро этого дня, начавшееся с оптимизма и прилива бодрости, не растратило настроения за весь насыщенный день и лишь к вечеру припустило флаги, словно приглашая вдумчиво и с оглядкой подвести маленькие итоги.
«Ну, итоги подводить пока рано, а вот то, что в голову вякая философская хрень лезет — это точно»!
Шли в режиме молчания. Сигнальщиков из-за тумана опять усилили, поэтому, чтобы не путаться под ногами, Терентьев вернулся в рубку, усевшись размышлять в своё законное кресло.
«Интересно! Это такое диалектическое свойство психики — находить объяснения своим поступкам, ошибкам и…, и оправдывать?
Лишь потом, понимая, что всё держалось на каком-то волосочке…, по самому краю неосознанного наития и рассчитанной «чем чёрт не шутит» надежды…, аргументами неверия «выгорит-не выгорит», и уж совсем скептическим «нет, ну и ладно»!
Получается, что всё де…, действо, а не дерьмо! В общем, вся катавасия, раскручивающаяся вокруг нашего, скажем так, коллективного разума (походного штаба корабля), выстраивается во вполне связанную цепочку. События нанизываются друг на друга, последовательно укладываясь, притираясь боками, словно сегменты пазлов. Когда необдуманные и спонтанные действия (и следующие за ними вполне логичные, в связи со сложившимся положением), оказываются верными и даже выверенными. И более того, спонтанность выявляет эдакую изворотливость ума, подтверждая справедливость латинской психоформулы: «необходимость обостряет разум», выбирая совершенно неожиданные решения.
И это не только по задумке эртээсников (в том, что сработает почему-то совершенно не сомневался), а если обозревать все события, главным из которых естественно являлся сам перенос в прошлое.
И хочется очередной раз задать вечно ускользающий за авралами вопрос «почему». Почему они здесь? Или зачем»?
Склянки отбили очередные четыре часа. Уже вернулся «камов» майора Харебова, а так желаемой штурманом паники в американском эфире не произошло.
Терентьев проснулся во время очередной смены вахт, сползая с кресла, разминая занывшую поясницу.
Спокойный тон вахтенного говорил о том, что ничего важного не произошло. Поэтому улучив ещё время для отдыха, отправился к себе в каюту, даже не удосужившись отдать распоряжения, зная, что если что-то случится, один чёрт с койки его выдернут в миг.
Оставленные…, побитые и несчастные.
Я пропа́щая, как блу́дница
И на улице — дождь сутулится.
«Инвинзибл» стоял на якорной стоянке в одной из белее менее защищённых от ветра бухт Южной Георгии, скособочено застыв среди кашицы мелких льдин, осыпаемый то дождём, то мокрым снегом.
Корабль имел ужасный вид: опалённый корпус накренился пятиградусным креном на левый борт. В корме, куда пришёлся удар ракет, зияла отвратительная дыра. В районе миделя, где рванул «Гранит», борт получил неестественную выпуклость с местами изорванных отверстий и рваных трещин в металле, а палуба горбатилась изорванной розочкой, топорщась исковерканными палубными листами.
Длинная островная надстройка почти вся выгорела (уцелел лишь мостик), при этом в жёсткости конструкции грот-мачты что-то надломилось, и она загнулась к правому борту. Поскольку корабль имел крен в обратную сторону, то казалось, что мачта упрямо желает торчать строго вертикально.
Внутренние детонации привели к тому, что на участке разошлись швы корпуса, и ещё во время буксировки происходила медленная фильтрация забортной воды. Уже в бухте Южной Георгии более благоприятные погодные условия позволили устранить течи.
При́сланная из метрополии специальная комиссия, в которую входили, в том числе и специалисты в области живучести корабля, пришли к выводу, что восстанавливать изуродованное судно не имеет смысла.
Тем не менее, материал для исследований (в плане живучести и противостоянию корабля подобным ударам) был очевиден, поэтому в утробе авианосца продолжали копошиться специалисты. А так же технические бригады, целью которых было снять всё уцелевшее и имеющее хоть какую-то ценность.
В районе 121 шпангоута рабочие ремонтной бригады нашли железяку, вызвавшую интерес и послали за более соображающими специалистами.
— Здесь пожар был оперативно потушен, поэтому всё относительно уцелело, — глубоко дыша, показывал монтажник, подсвечивая фонарём, — а я почему-то сразу понял, что это движок, но не «харриеровский». Тут на боку даже маркировка осталась….
Инженер-офицер заинтересованно склонился над запёкшимся агрегатом,
