После этого мы развернулись и взяли курс на главный пункт нашего путешествия – Гуанчжоу. Но как только мы вышли из Кейптауна, уже через сутки погода начала резко меняться в худшую сторону – «Октавиус» попал в полосу штормов, становившихся с каждым разом все круче и злее. Несмотря на то что согласие по поводу нашего арктического похода так и не было достигнуто, я приказал Ситтону вести корабль согласно графику, составленному Берроу, и лично контролировал его, сверяясь ежедневно по календарю и стараясь не отставать ни на сутки. Однако полоса погодных препятствий уже отбросила нас на двое суток назад, и, хотя во временный буфер мы укладывались, это очень волновало меня – до Гуанчжоу оставалось еще больше полпути. Нам предстояло пересечь Индийский океан.
«27 ноября 1761 года. Вышли из Кейптауна. Погода стоит штормовая – сила ветра не меньше четырех баллов, на гребнях волн белые барашки. Идем в лавировку. Видимость плохая. Держим курс на Большие Зондские острова…»
Гуанчжоу
«14 января 1762 года. Сделали остановку на острове Ява, где были пополнены запасы пресной воды и провианта. Матрос Стенли Менсон за нарушение дисциплины на берегу был подвергнут наказанию в карцере на трое суток. Держим курс на Филиппинские острова. Погода тихая, видимость ясная…»
По мере приближения к Поднебесной окружающий морской пейзаж стал разительно меняться с каждым днем. Изменился цвет воды, неба, и восход солнца стал совсем другим – более насыщенным ярким светом, торжественно освещающим облака на небесном своде. В тот день, когда мы должны были прибыть, я с раннего утра вышел на палубу и в подзорную трубу долго рассматривал горизонт, надеясь увидеть эту загадочную землю. Дул фордевинд, и судно довольно резво двигалось вперед, делая не менее четырнадцати узлов. Вокруг стали появляться птицы – это говорило о приближении берега, в полдень мы миновали маленькую группу островов, на одном из которых возвышалась остроконечная крыша какого-то дацана.
Вскоре навстречу стали попадаться рыбачьи джонки – сначала по одной, по две, потом небольшими группами и под конец целыми армадами. Находившиеся в них люди в традиционных китайских остроконечных конусных шляпах и просторных холщовых, часто залатанных одеяниях издали внимательно провожали взглядами наш корабль с гордо реющим на ветру британским флагом. Одни тянули сети, вываливая из них на палубу рыбу, другие, стоя на мелководье, что-то вылавливали из-за борта – вероятно, охотились на крабов или собирали моллюсков. Весь горизонт, словно каплями, был усеян светлыми пятнами их парусов, среди которых часто возвышались паруса крупных кораблей, идущих, так же как и мы, к Кантону или держащих встречный курс в открытое море.
В два часа после полудня с марса раздался крик: «Земля!» – и вскоре мы уже невооруженным глазом могли различить вдали синие очертания гористого берега. Количество рыбацких лодок существенно увеличилось, и вскоре Ситтон приказал убавить парусов, дабы избежать случайного столкновения с ними. Син Бен У, завидев берег, изменился в мгновение ока. Извечная сладкая улыбка исчезла с его лица, исчезли и заискивающие манеры, уступив место холодной спеси – даже походка его стала медлительной и степенной, как и полагается императорскому чиновнику. Свысока поглядывая на нас, он беспрестанно (хотя было совсем не жарко) обмахивался веером и тонким и пронзительным голосом часто кричал на своих слуг. Не то что матросы нашей команды, даже я сам почувствовал себя как-то неловко и старался лишний раз не пересекать ему дорогу.
– Повесьте это на фок, – приказным тоном сказал он Ситтону, показав мне какой-то вытащенный из-за пазухи яркий флаг или вымпел. – Это знак того, что на борту присутствует государственная персона из кабинета Его Императорского Величества. И снимите мешок с бушприта, здесь он уже вам не понадобится.
Поднявшись на ют, он встал возле Ситтона и принялся делать какие-то указания рулевому, показывая капитану рукой в сторону берега, вероятно, указывая фарватер. Приблизившись к берегу, мы взяли на траверз устье Сицзян и, зарифив брамселя, начали выходить на створ. Скоро стали четко видны раскиданные по берегу многочисленные рыбачьи деревни; буйные заросли деревьев, идущих от прибрежной линии до самого подножия гор Байюньшань, живописными вершинами возвышающихся над морем; лагуна реки с диковинным столбом створного знака на крохотном каменном островке, судя по всему, служившим своего рода маяком.
Миновав входной знак, мы вошли в устье и двинулись вверх по реке против течения, которое в этом месте было довольно сильным. Впереди на расстоянии пяти кабельтовых шло негоциантское судно, навстречу нам сплавлялись к морю вереницы барок, связки плотов и небольшие гребные суда. Вдоль всего берега потянулись обширные рисовые поля, на которых чернели фигуры крестьян, стоявших по колено в воде; заросли тростника, травяные болота; фанзы; хижины с остроносыми крышами; кое-где на склонах гор возвышались, сверкая медью, башни ступенчатых пагод.
Большую часть дня мы петляли по широкому руслу реки, прежде чем перед нами открылись постройки Кантона, в бесчисленном количестве облепившие берег и уходящие вдаль от него. Гавань напоминала бассейн торговца живой рыбой: множество разнообразных судов от одномачтовых люггеров до плавучих громад негоциантских кораблей стояло на рейде в ожидании. Между ними туда и сюда сновали корабельные шлюпки, длинные лодки перевозчиков с высоким навесом на бамбуковых стойках, барки плавучих торговцев, вельботы.
На пристанях и доках невозможно было пролезть и мухе – настолько плотно стояли вдоль берегов пришвартованные суда, некоторые в два, а то и в три ряда. В основном это были китайские грузовые и рыболовные суда. Изредка попадались стоящие особняком роскошно отделанные корабли каких-то местных сановников, больше напоминавшие плавучие дворцы. Непрерывное движение было всюду: на воде, на суше, на пристанях и палубах – казалось, что здесь вертится какое-то яркое колесо, настолько огромное обилие красок присутствовало тут – жизнь кипела, как лава в кратере вулкана. Сотни тысяч людей, одновременно выполняя сотни тысяч разнообразных дел и действий, были участниками этого единого процесса, затянувшего в свои недра уже и нас.
Син Бен У уже принял на себя полное руководство судном (хотя сейчас ему никто не противился, и я в первую очередь) и показал Ситтону направление. Минут через пятнадцать мы уже входили в док, где, как я сразу понял, было загодя расчищено свободное место для нас. Пока Ситтон занимался швартовкой, китаец подошел ко мне.
– С прибытием, господин, – произнес он с явным акцентом, чего за ним раньше никак не наблюдалось. – Прикажите приготовиться к выгрузке товара…
– Открыть порты, отдраить трюмные люки, – приказал я, глядя, как на берег наводят грузовые сходни. – Господин Син Бен У, где ваш товар?
– Прибудет через час, – ответил китаец. – Предлагаю вам с вашей очаровательнейшей супругой подняться на борт моего корабля. По случаю прибытия я даю торжественный обед. Госпожа Блейк, я надеюсь, что вы сегодня окажете нам маленькую услугу и подарите нашему слуху хоть чуть-чуть вашей божественной игры на фисгармонии…
