– И мы пройдем через них, – ответил я. – Мы не слабаки.
– Дай-то бог, сэр, – ответил Обсон. – Зато лучшего места для похорон и не придумаешь – Каммингс будет лежать тут вечно. Мерзавцы должны сохраняться в назидание потомкам…
Он хрипло захохотал, выпуская пар изо рта – из его мехового воротника и глубоко надвинутой зюйдвестки торчал только длинный, покрасневший нос.
«5 августа 1762 года. Судно продолжает идти по открытой воде. Наблюдается резкое сужение кромок прохода, количество встречного дрейфующего льда существенно увеличилось, и несколько раз приходилось напрямую пробиваться через его покров. Скорость не более десяти узлов, соблюдаем меры повышенной предосторожности. Днем температура + 32 °F; + 24 °F, но ночью столбик термометра падает до 0 °F. Общая суточная температура продолжает понижаться. Наблюдается частичное обледенение надводных частей корпуса и рангоута. Погода солнечная, ветер умеренный…»
Утром, часов в пять, я проснулся от грохота, царившего снаружи. Было полное впечатление, что по всей палубе некто с грохотом катает сотни мушкетных пуль. Я быстро вскочил и, торопливо одевшись, выскочил через люк на палубу. По всему судну от носа до кормы, как мне сначала показалось, хлестал крупный град, но, присмотревшись повнимательнее, я понял, что ошибаюсь. Это были крупные капли в оболочке из тонкого льда. При ударе о палубу они раскалывались, и все вокруг скоро пропиталось влагой. Я много раз слышал о ледяном дожде, но только теперь воочию увидел это необычное явление, хотя вынужден был прикрыть рукавицами лицо и надвинуть поглубже шапку, так как хлестали эти ледяные глобулы весьма ощутимо. Видимость вокруг упала до нуля – я, стоя возле грот-мачты, едва различал ют.
«Октавиус» с промокшими, зарифленными парусами на реях еле продвигался вперед: целая группа впередсмотрящих стояла, прикрываясь плащами, на баке, время от времени подавая сигналы дежурившим на шкафуте, те в свою очередь передавали сигналы на ют.
– Проклятье! – выругался появившийся возле меня Метью. – Промокли насквозь, теперь легкий мороз – и все обледенеет…
Бормоча ругательства, он пошел дальше по палубе, и позже его слова полностью подтвердились. Дождь прекратился довольно скоро, но дело свое он сделал в лучшем виде: через полчаса столбик термометра опустился до отметки + 22 °F и весь рангоут покрылся льдом и сосульками, а по палубе можно было кататься, как по замерзшему пруду. Ситтон приказал скалывать лед с оснастки, видимость существенно прояснилась, и судно вскоре прибавило ход.
В каюту принесли кофе, и мы, как обычно, уселись завтракать.
– Запасы иссякают, – сказал Метью. – Уже пришлось урезать рацион. Кофе, кстати, тоже осталось на дне. Одно хорошо – рома еще два бочонка, возможно, что скоро на него вся надежда и будет…
– Нам осталось не больше двух с половиной тысяч миль, – сказал Берроу, – и мы выйдем из зоны риска. Главное, успеть добраться до Элсмира – там еще остались поселенцы и можно зазимовать. Задержка произошла существенная, и вопрос выхода к Гренландии пока не ясен.
– Мы еле ползем и лишь изредка поддаем ходу, – ответил Метью. – Так что возможно, что до Элсмира нам придется идти пешком. Дай бог, если судно не раздавит во время зимовки.
– Груз застрахован, – ответил я, – как и все судно. Так что…
С марса донесся крик, его подхватили на баке, он пронесся по шкафуту и отозвался на юте.
Ситтон насторожился и только отложил вилку, как в каюту постучали.
– Впереди ледовый затор, сэр, – с обычной своей ухмылкой сообщил Обсон. Мы опрометью вскочили и побежали на бак, одеваясь на ходу. Бушприт корабля словно указывал на появившуюся прямо по курсу плотную ледяную стену, состоящую из непроходимых глухих торосов, громоздящихся друг на друга чудовищными массами. Слева по борту на расстоянии полукилометра высилась заснеженная громада одного из островов, справа шел сплошной лед.
– Убрать паруса! – крикнул Ситтон, и «Октавиус» через несколько минут остановился.
Берроу, оледенев, выпученными глазами смотрел на затор.
– Этого не может быть, – прошептал он растерянно. – Здесь не должно было быть льда… Это невозможно, он должен встать здесь только через два месяца… Я не мог так ошибиться…
– Спустить шлюпку, – приказал я. – Высадимся на затор. Возможно, там есть проход. Надо это разведать. Думаю, нам удастся пройти вперед.
– Да, да! – со вспыхнувшей надеждой горячо заговорил Берроу. – Именно так. Так.
– Шлюпки на воду! – крикнул Ситтон. – Всем взять оружие!
«…В 12 часов пополудни баковым впередсмотрящим был замечен ледяной затор. С борта направлена разведывательная партия в количестве десяти человек во главе с капитаном Ситтоном и штурманом Томасом Берроу. С ними отправился хозяин судна сэр О’Нилл. Старшим на борту в отсутствие капитана остался старпом Дэрак Метью…»
Медленно пробираясь среди ледяного крошева, шлюпка подошла к краю затора. Впередсмотрящий стремительно выскочил на лед с канатом в руках и быстрым движением вставил стальную кошку в одну из расщелин. Проворно выбравшись из шлюпки, я поскользнулся и, если бы не руки подхвативших меня матросов, наверняка сверзился бы в воду между шлюпкой и льдом. Поблагодарив их, путаясь в полах толстого шерстяного кафтана, я, увязая в снегу, полез вверх и первым оказался на высоте около семи метров. Следом за мной влез Берроу, за ним Ситтон, за ним остальные, пока внизу в шлюпке не остался только дежурный.
Медленно, прикрывая глаза от слепящего солнца краем монмутской шапки, я оглядывал распростершуюся передо мной бескрайнюю, мертвую и неподвижную пустыню скованного льдом огромного пролива с виднеющимися на горизонте серыми горами островов, покрытыми шапками снега. Прохода не было, так же как не было видно никаких признаков открытой воды. Вопреки расчетам Берроу, в этой части прохода лед так и не вскрылся в этом году. Это был мат – мат, поставленный мне судьбой, равно как в прошлом году поставил я его в шахматной игре Рональду Блейку в далеком отсюда особняке под Ливерпулем. Я не мог поверить глазам и, словно окаменев, переводил взгляд с места на место, не зная, что делать дальше.
– Этого не может быть, – сдавленным голосом произнес сзади Берроу. – Здесь не должно быть льда. Ведь по последним данным Королевского Географического Общества…
Быстро произнося срывающимся голосом какие-то термины, он начал показывать всем присутствующим карты, что-то объяснял, тыкал в некие точки, как тигр метался по краю обрыва, лихорадочно то вытаскивая подзорную трубу, то складывая ее вновь, опять хватался за карты. Все смотрели на него как на безумца: он явно винил в провале похода лишь себя одного, казалось, еще секунда – и он прыгнет в воду…
Я не слушал его и механически, словно во сне двинулся вперед.
– Берроу, прекратите вашу глупую панику! – рявкнул Ситтон. – Черт бы вас побрал с этим театром!
Спустившись несколько вниз, я оказался на равнине, которая через две мили заканчивалась целым лабиринтом непроходимых торосов, и, увязая в снегу, побрел к видневшемуся неподалеку пологому каменному берегу острова. Во что бы то ни стало я хотел подняться по склону на его вершину, поднявшуюся чуть не втрое выше грот-мачты «Октавиуса», и увидеть оттуда общую панораму. Я был настолько погружен в себя, что не заметил даже, как отдалился от своих товарищей, не слыша их призывных криков. Примерно через полчаса достигнув острова, я начал подъем по смерзшейся, безжизненной каменной поверхности, на которой были островки снега. Высоко подниматься мне не пришлось – скоро я увидел то, что мне было нужно. Лучше бы мне не увидеть этого никогда: проходов между островами не было, все впереди, насколько хватало глаз, было наглухо сковано льдом. Я откинул капюшон с головы, как будто это могло помочь мне увидеть что-то, и, застыв на месте, неподвижно смотрел на разбившуюся надежду, даже не ощущая ледяного ветерка, бившего прямо в лицо…
