Леонид впал в состояние жесточайшей депрессии. Его мучило то, что он позволил себе без памяти влюбиться в такую женщину, как Хамилла, не разгадал ее истинных намерений. Самым скверным было то, что он продолжал ее любить и считал это веской причиной для того, чтобы уйти со службы. Оставаться «в рядах» после случившегося, по его мнению, было бы непорядочным и бесчестным.
Чтобы привести Шантарского в чувство и спокойно переговорить с ним, Ксан вытащил друга в их любимый афганский ресторанчик, где можно было поговорить без помех. Заказали свои любимые блюда и острые приправы. Шантарский предпочитал ачар – мелконарезанные овощи, пропитанные уксусом и еще чем-то пряным и обжигающим, а Ксан налегал на чатни – зеленую массу измельченных трав, то ли прожаренную, то ли пропаренную с кучей разных специй. Все это отлично шло с пловом.
Вкусная еда придала Ксану бодрости и оптимизма. Он взывал к здравому смыслу несчастного романтика и предлагал тот модус операнди, который позволил бы им обоим с достоинством выйти из сложившейся ситуации.
– Запомни. Я всей правды шефу не рассказал, потому что хочу помочь тебе, вытащить из дерьма. – Ксан лгал, но верил, что это ложь во спасение. – Ты работал с Хамиллой как профессионал. Это нормально. С Хамиллой и Идрисом. Твоя цель заключалась в том, чтобы завербовать ее, и ты этого добился. Ну, почти добился. От нее ты получил ценнейшую информацию о теракте в Пешаваре. Вокруг ее организации, этой «Ночхаллы», разные типы вертятся, тут нет ничего странного. Когда занимаешься благотворительностью, то приходится помогать всем, кто к тебе обращается. От кого-то из этих людишек Хамилла узнала о готовившемся нападении. Поделилась с Идрисом, тот сказал мне. Однако полной уверенности не было… А потом все подтвердилось, и она приехала в Пешавар, чтобы предупредить тебя. В смысле – нас. По-моему вполне реалистично.
Шантарский мрачно слушал, ковыряя вилочкой ачар.
– Ты настоящий друг, – произнес он таким тоном, что было непонятно, чего в нем больше – благодарности или горькой издевки.
– Да, я тебе друг. Поэтому и вожусь с тобой, вытаскиваю из дерьма. Иначе – черта лысого…
– Видишь ли, – произнес Леонид, – Хамилла мне стала близка. Она хотела меня спасти, ради этого примчалась в Пешавар. Если бы не сделала этого, мы все были бы мертвы. В любом случае, мы бы не догадывались о том, что за всем этим стоит «Ночхалла»… Нельзя это забывать… Что бы она ни сделала…
– Что бы она ни сделала, она все равно террористка.
– Она добивается справедливости, мстит за…
– Только не рассказывай мне о благородных мстителях. Или мстительницах. Про Веру Засулич, Марию Спиридонову или Фанни Каплан. Все равно все они террористки. Факт. Поэтому отбрось лирику и прими мою версию. Ты девушку разрабатывал и разработал…
– Выяснится, что мы были вместе…
– Что тут такого? – пожал плечами Ксан. – Ни у кого не будет вопросов. Когда вербуешь женщину, интимные отношения играют свою роль. Очень большую. Старых похвалит…
– Пошел к черту! – взорвался Леонид. – «Большую роль»! «Интимные отношения»! Что я, сам не знаю, как надо говорить и как отмазываться! Отлично знаю. Я твержу о том, что чувствую, от чего отделаться не могу, это как дьявольское наваждение! Думаю о ней постоянно!
– Спокойно, друг, спокойно. – Ксан оглянулся по сторонам. На них уставились несколько посетителей, обеспокоенных поведением плохо воспитанного гора
[29]. Пакистан – не Россия, где привыкли к тому, что разгоряченные клиенты могут побуянить в ресторане. Здесь алкоголь не подавали, в подобные заведения приходили спокойно поесть, пообщаться, в разговорах голос не повышали и скандалов не устраивали.
– Маф кидже, маф кидже. – Прижав руку к груди, Ксан извинился на урду. Пакистанцы успокоились и помахали ладошками: дескать, все в порядке, извинения приняты.
– Ты не забывай, кто ты и где ты, – зло сказал Ксан. – У тебя вошло в привычку буянить в этом милом ресторанчике, который, между прочим, один из немногих, где можно спокойно встречаться и обсуждать всякие дела. Ты не на базаре и не в московском кабаке. Или хочешь, чтобы мы перенесли беседу к тебе домой? Или ко мне? Под микрофоны наших пакистанских приятелей?
– Или русских… – пробормотал Шантарский.
– Да хватит тебе убиваться и пеплом голову посыпать! Все пройдет, нужно только время. Меня другое беспокоит.
– Что именно?
– Предположим, резидентура будет исходить из того, что ты завербовал Хамиллу. Или Хамиллу и Идриса. Не суть важно. Следовательно, от тебя будут ждать дальнейшей работы с ней, какой-то новой информации. Так?
– Так, – вяло согласился Шантарский.
– Значит, нам придется решать как-то этот вопрос. Значит, нужно завербовать ее по-настоящему. То, что в отношении тебя у нее есть слабина, это однозначно. Иначе бабенка не примчалась бы в Пешавар, чтобы спасти тебя. Тебя одного, подчеркиваю. Судьба всех остальных ее не интересовала. Точнее, интересовала, но лишь определенным образом: она хотела, чтобы это был громкий теракт с кучей трупов. Но чтобы среди них не было трупа драгоценного Ленечки.
– Я сейчас возьму миску с чатни и запущу в тебя. Окрашу твою мерзкую физиономию в зеленый цвет. Все подлецы зеленеют от своих подлостей.
– Не трогай чатни, – встревожился Ксан. – Это бесценный продукт. И не забывай, что на столе есть вилки. Это холодное оружие, которым я владею в совершенстве.
Леонид не ответил, желания поддержать веселую пикировку у него не появилось.
– Если серьезно, то шансы завербовать девушку у тебя имеются. – Ксан принялся подчищать тарелку куском лепешки.
– Допустим, – рассеянно согласился Шантарский. Можно было подумать, что он слушает Ксана вполуха, занятый какими-то своими мыслями.
– В конце концов, – Ксан начал медленно закипать, – для кого я стараюсь? И вообще, кому это больше нужно? Тебе или мне? Я же хочу помочь тебе…
– Если хочешь, так помоги, – с неожиданным запалом отозвался Шантарский. – Помоги! Раз мы друзья, то докажи, что ты мой друг. Дай мне возможность выйти из игры. Я не предатель. Я готов работать, буду работать. Но не здесь, не сейчас. Дай нам уехать. Я люблю Хамиллу и не хочу воспользоваться этим чувством для того, чтобы ее вербовать. Это было бы низко. Это было бы чистым скотством. Разве я виноват? В том, что хочу быть нормальным человеком, нормально любить?
– А твоя жена? – холодно спросил Ксан. – Ее ты уже «нормально» не любишь? Или любишь «ненормально»? А дочек своих не любишь? – Он встал и прошелся вокруг столика. – Ну и хренотень… – Резко повернулся к Леониду. – Ты, значит, рассчитываешь, что мы будем организовывать вывоз из Исламабада тебя и Хамиллы. Втайне от Идриса. Она все бросит… Мужа, все. С этим могут быть проблемы.
Она – девушка ангажированная, и ей выйти из игры будет сложнее. Большие могут быть проблемы.
