Ниа повернулась к Фьюри:
– Прошу прощения за вмешательство, полковник. Я не думала, что они так быстро отреагируют.
Кейд посмотрел на свой КПК и нахмурился.
– Еще одно сообщение от Центра по контролю. Очевидно, мои полномочия не так всеобъемлющи, как я объявил. Любые свои действия я должен согласовывать с доктором Н’Томо.
Он посмотрел на нее.
Она пожала плечами.
– Я сочла, что одному человеку не стоит принимать такие решения, особенно когда имеется еще один квалифицированный эксперт.
– Приветствую вашу помощь.
Не уверенный, как ему реагировать на события, Фьюри скривил губы.
– Я, наверное, пойду прогуляюсь по бульвару, а вы двое напишете мне, если я понадоблюсь.
Игнорируя его, как родитель игнорирует капризного ребенка, Кейд обратился к Ниа:
– Вы понимаете, что мы не можем вечно держать капитана Роджерса в изоляторе.
Лицо Фьюри прояснилось.
– Хоть в чем-то мы согласны.
Ниа потрясла головой.
– Нет, я полагаю, доктор Кейд имеет в виду, что раз этот вирион раньше никогда не обнаруживали, то с ним никогда и не боролись. То есть, мы не можем быть уверены, что известные нам процедуры сработают. При таких экстремальных ставках мы должны мыслить тоже экстремально.
Кейд кивнул.
– Совершенно верно.
Полковник оскалился.
– Ах, так вы думаете, что мы просто должны шлепнуть его?
Кейд не отреагировал на сарказм.
– Если бы он был животным, и было бы безопасно выращивать вирус в культуре, я бы именно это и предложил. В данном случае, уничтожив единственного живого носителя, мы не сможем удостовериться в эффективности потенциального лечения.
Вокруг стола лица потупились и глаза расширились. Заметив это, Кейд добавил:
– И… безусловно, он имеет право выжить.
Хотя это дополнение не изменило выражения лиц, он продолжал:
– У меня есть другой план, который доктор Н’Томо, очевидно, должна одобрить.
В тесном пространстве было трудно передвигаться, и он медленно перебрался в другой конец лаборатории и включил проектор. Рядом со списком Фьюри появилась схема.
– Вирусы репродуцируются в зависимости от скорости метаболизма хозяина. Наилучшим способом изолировать вирус было бы замедление метаболизма путем помещения пациента вот в это.
Фьюри открыл рот.
– Но это же криоцилиндр! И вы говорите мне, что я должен взять парня, который уже провел во льду шестьдесят лет, и опять его заморозить?
Кейд кивнул.
– Да. Разве это не ясно? Не навсегда, конечно, но… на какое-то время. С помощью моделирования, которое можно проводить на новом сканере, и учитывая скорость технического прогресса, план лечения можно разработать за двадцать лет. Максимальная оценка – сорок.
Роджерс почувствовал себя так, как будто его исподтишка ударили под дых. «Сорок лет. Я проснусь в совершенно другом мире. Все, кого я знал, либо умрут, либо будут близки к этому. Опять».
Не веря тому, что услышал, Фьюри посмотрел на Ниа и сказал необычно просительным тоном:
– Пожалуйста, скажите мне, что он псих.
Мрачное выражение ее лица сообщило ему все, что она могла ответить.
– Мне очень хотелось бы не согласиться с доктором Кейдом, но я не могу. Компьютерное моделирование говорит, что потенциальная угроза огромна. Такие предосторожности… имеют смысл.
Пока она говорила, Роджерса наконец осенило, почему эта сцена кажется такой знакомой.
Он уже был здесь, в самом начале: подопытная крыса, но – по доброй воле. Очень, очень сильно желающая, чтобы ей дали шанс – всего лишь шанс – послужить большому делу. Тот факт, что сочетание сыворотки Суперсолдата доктора Эрскина и вита-лучей могло его убить, дошел до него, только когда иглы воткнулись в кожу.
И все равно, оно того стоило.
А разве сейчас он не в такой же ситуации?
Сердце заныло, когда Кэп подумал о еще одном долгом сне. Но он доверял Ниа, доверял даже Кейду, и ему стало легче. Он опять постучал в стекло и выдал им свою самую искреннюю улыбку.
5
Но, если все умрут, о чем останется заботиться? О небе? О планете? О звездах? Нет
Методически кремировав трупы и избавившись от пепла, Арним Зола вернулся на верхний уровень замка. Свет в главном зале был выключен, и контрольный пульт мягко освещали огонь в камине и свечение мониторов. Шмидт стоял за столом, озаренный с одной стороны красно-желтыми, а с другой – электрически голубыми сполохами. Перед ним стоял открытый деревянный ящик с пятью антикварными немецкими фляжками из хрусталя, упакованными в солому. Рука Иоганна сжимала шестую фляжку, наполовину наполненную пильзенским пивом, и он поднял ее, приветствуя андроида.
– Люблю сочетание старого и нового. Это напоминает мне… самого себя. – Череп отпил глоток и испустил хриплый вздох. – Доктор, я хочу вам что-то показать.
С несвойственным ему озадаченным выражением Шмидт поднял другую руку и продемонстрировал стиснутый кулак. Поворачивая его перед глазами, он изучал свою конечность, как если бы это была диковина, приобретенная им в том же антикварном магазине, что и фляжки.
– Моя собственная рука, а я не могу ею двигать. Новый симптом?
Зола потряс цифровой головой.
– Вируса? Нет. Слишком рано.
– Тогда что?
– Насколько я понимаю вашу психику, подозреваю, что вы испытываете крайнюю ярость на свою судьбу и соматизируете это чувство.
Шмидт кивнул, рассматривая идею.
– Ярость. Гм.
В камине сдвинулось и треснуло полено. Секунду стояла тишина. Потом, с исказившимся багровым лицом, Череп обрушил стиснутый кулак на стол. С громким треском на столешнице красного дерева зазмеилась темная линия. Фляжки в соломе звякнули.
Когда Шмидт поднял руку, то обнаружил, что снова может сгибать пальцы. Небольшое искривление по краям рядов голых зубов служило у него выражением удовольствия. Для других это была квинтэссенция кошмара.
– Ах. Подозреваю, что ты был прав.
– Могу дать вам антидепрессант.
Череп непритворно удивился.
– Зачем?
– Комфорт? Ясность мысли? – предположил Зола. – В этом нет ничего постыдного. В таких обстоятельствах беспокойство вполне понятно.
– Беспокойство? Значит, ты имел в виду страх, а не ярость?
– Да, если хотите. Эти термины пересекаются. Чувствуя угрозу, тело реагирует как «бей или беги».
