Я надела ночную рубашку и попыталась причесаться, но мои волосы еще больше запутались. Я сдалась. По крайней мере, теперь они хотя бы были чистыми.
Когда я вышла, Роя и Руби не было поблизости, и я постеснялась позвать их или попытаться найти, так что вернулась в маленькую спальню и достала из рюкзака ручку и блокнот. Взяв их, я легла поверх одеяла на деревянную кровать и пролистала блокнот, пока не нашла список «Что я знаю о маме».
вопрошала единственная надпись.
Внизу я написала:
Почему Эллиот знает мамино слово?
Я слишком устала, чтобы писать дальше, так что закрыла блокнот и положила его под подушку. Затем я отвернула одеяло и скользнула под него, на прохладную, хрустящую простыню. Я выключила свет и уже почти заснула, когда кто-то тихонько постучал в дверь и темноту прорезала полоса слабого света. В дверях стояла Руби.
— Все в порядке? — спросила она.
— Угу, — сонно ответила я.
— Тебе что-нибудь принести? Водички или еще одно одеяло?
Больше всего я хотела, чтобы она села на край кровати и почитала мне или почесала мне спинку, как Берни, когда я ложилась спать. В автобусе я засыпала, когда придется, будь то днем или ночью. Но здесь, в кровати и в настоящей спальне, я хотела, чтобы со мной кто-нибудь побыл.
— Нет, все в порядке, — ответила я и спросила себя, считать ли это ложью.
— Тогда спокойной ночи, — сказала Руби. — Хороших снов.
— Руби, — позвала я, когда она почти закрыла дверь.
— Да, Хайди?
— Эта простыня не такая, как у меня дома. Она жестче.
— Я вешаю белье сушиться на улице, — пояснила она. — Позади, за домом.
— Она пахнет… небом, — сказала я.
— Никогда бы так не подумала, — тихо произнесла Руби. — Спокойной ночи, Хайди.
Той ночью я заснула с мыслями о людях, которых знала.
Я знала маму, Берни и всех остальных дома в Рино, но теперь я знала еще Джорджию, Роя, Руби и Эллиота. Их лица танцевали у меня в голове, перемешиваясь, как конфеты в стеклянной банке. За секунду до того, как заснуть, я повернулась на другой бок и, когда мои босые ноги скользнули под жесткие простыни, услышала, как голос Эллиота звал меня: «Соооооф».
Рой зашел, чтобы пожелать мне спокойной ночи, — я слышала его, но была слишком далеко, чтобы ответить.
Я плыла вслед за голосом Эллиота в сон, ждавший меня на другой стороне. Это был сон про часы Трумэна Хилла. Зайдя ко мне в комнату, он протянул мне руку, в холодных, белых пальцах которой было что-то, что я не могла разглядеть. Рукав его пиджака задрался, и я увидела у него на запястье золотые часы с голубым циферблатом, но вместо цифр на нем были четыре буквы — СООФ, по букве на месте двенадцати, трех, шести и девяти.
— Покажите, что у вас в руке, — сказала я.
Он улыбнулся и покачал головой.
— Ты никогда этого не узнаешь, — прошептал он в ответ.
Затем он превратился в большую белую птицу с бледными глазами из морского стекла и вылетел в окно.
Глава 17
Чмок
Следующим утром я проснулась поздно, почти в девять утра. Я открыла глаза и сразу же подумала об Эллиоте. Мне хотелось поскорее показать ему фотографии, поэтому я быстро встала и отправилась на кухню, даже не одевшись.
— Где Рой? — спросила я у Руби, которая мыла посуду. — Он не уехал в Хиллтоп без меня?
— Нет, он поехал в Монтичелло рано утром, — сказала она. — У него какие-то дела с секретарем округа. Ты хорошо спала?
— Как котенок, — машинально ответила я.
— Интересное выражение, — улыбнулась Руби. — Где ты его услышала?
Я пожала плечами:
— Не знаю, Берни всегда так говорит.
— Я слышала, что спят как бревно или как младенец, но чтобы как котенок…
— А Рой поедет в Хиллтоп после Монтичелло? — спросила я.
— Он обещал позвонить. Тогда мы его и спросим, — сказала она. — Хочешь оладушек? С черничным сиропом. Я его сама сварила прошлым летом.
Мне снова хотелось есть, и оладьи с черничным сиропом звучали восхитительно, но я совсем не желала отвлекаться от своих планов.
— Вы сегодня поедете в Хиллтоп на работу? Можно мне поехать с вами? Я хочу показать Эллиоту фотографии, — пояснила я. — Может, он вспомнит маму, если увидит.
— Я сегодня взяла выходной, — сообщила мне Руби. — Думала, мы проведем его вместе.
— А Эллиот не будет по вам скучать? — спросила я.
Мне нравилась Руби, но я не хотела провести весь день, сидя дома в ожидании Роя. Мне нужно было поехать в Хиллтоп. Я хотела быть там, чтобы никто не забыл спросить Трумэна Хилла, откуда Эллиот знает мамино слово.
— Я весь этот год не отпрашивалась с работы, — сказала Руби. — В Хиллтопе много других людей, которые нравятся Эллиоту. Салли, например. Она любит петь, и голос у нее намного лучше моего. И еще сегодня у него физиотерапия с Брюсом, это ему тоже нравится.
— Но я хочу показать ему фотографии, — снова сказала я.
— Покажи их лучше мне, — попросила она. — Я вчера их видела, но не все рассмотрела. Удивительно, как в Хиллтопе все изменилось. И я хочу еще раз посмотреть на твоих маму и бабушку.
— Пока неизвестно, бабушка она мне или нет, — уточнила я. — А как вы думаете, Рой может заехать за мной по пути в Хиллтоп-Хоум? Или, может быть, вы меня отвезете, хотя вам и не надо на работу?
— Хайди, к сожалению, тебе сегодня придется остаться дома со мной, как бы тебе это не нравилось. Даже если бы я хотела отвезти тебя в Хиллтоп, то не смогла бы. У нас всего одна машина, и Рой на ней уехал.
— Можно, я тогда пойду пешком?
— Слишком далеко, километров пятнадцать, — сказала Руби. — Лучше сходи за фотографиями, а я испеку тебе тарелку оладий.
Делать было нечего. Разочарованная, я отправилась назад в маленькую спальню одеваться.
Открыв чемодан, я с удивлением увидела, что он пуст. После недолгих поисков я обнаружила, что Руби достала все мои вещи, выстирала их, погладила и аккуратно сложила в верхний ящик комода рядом с дверью. Носки были скатаны в маленькие мячики, напомнившие мне броненосцев, которых мы с Берни как-то видели в библиотечной книге о животных. Футболки и белье были сложены в аккуратные стопки с ровными краями. Между стопками прятался маленький, бугристый, пахнущий специями коричневый мячик. Присмотревшись, я увидела, что это набитый сухими гвоздичными лепестками апельсин.
Банка с мармеладом и мой рюкзак стояли на полке под окном рядом с кроватью.
Я достала из рюкзака конверт с фотографиями и направилась назад на кухню, где Руби хлопотала у плиты, переворачивая оладьи.
