– Верно. Складно звучит, да? – сказал инженер.
– Очень складно. А сколько в нем сгорает топлива?
– Если хотите добиться ускорения, эквивалентного гравитации Марса, то есть 3,73 метра в квадратную секунду, и предположим, что корабль весит тысячу тонн, триста пятьдесят – люди, шестьсот пятьдесят – оборудование и топливо, то нужно сжигать триста семьдесят три грамма в секунду.
– Ка, это совсем немало!
– Около тридцати тонн в день, но и ускорение будет приличным. Полеты будут довольно короткими.
– А каких размеров должны быть шары?
– Сантиметр в радиусе, – ответил физик, – масса – 0,29 грамма. То есть мы сжигаем 1290 таких шаров в секунду. Это позволит пассажирам постоянно ощущать приятное g.
– Ну еще бы. А гелий-3, он же довольно редко встречается?
– Галилеева команда уже начала собирать его из верхних слоев атмосферы Юпитера. Кроме того, его можно собирать и с поверхности Луны, хотя это еще не очень налажено. Зато на Юпитере есть все, что нам когда-либо понадобится.
– Значит, корабли смогут перевозить по пятьсот пассажиров.
– Такое количество мы закладываем в расчеты. Но, конечно, его можно изменить.
– Вы ускоряетесь полпути, затем поворачиваете и тормозите всю вторую его половину.
Физик покачал головой.
– При коротких перелетах да, при более длинных – нет. Ускоряться нужно всего лишь несколько дней, чтобы развить достаточную скорость. При длинных перелетах в середине приходится двигаться по инерции, чтобы сэкономить топливо.
Главный консультант кивнул и передал остальным их чашки. Они отпили по глотку.
– Продолжительность полета будет радикально меняться, – сообщила математик. – С Марса на Уран – три недели. С Марса на Юпитер – десять дней. С Марса на Землю – три дня. Три дня! – Она взглянула на остальных, сдвинув брови. – Таким образом, Солнечная система станет примерно как Европа в девятнадцатом веке. Путешествия на поездах, на океанских лайнерах.
Остальные кивнули. Инженер заметил:
– Теперь мы станем соседями с теми, кто живет на Меркурии, Уране, Плутоне.
Главный консультант пожал плечами.
– Или, раз уж на то пошло, и на Альфа Центавре. Давайте не будем за это переживать. Контакт – это хорошо. Только соединить, как сказал поэт
[33]. Только соединить. Теперь они будут так соединены, что мало не покажется! – Он поднял чашку. – Ваше здоровье.
Ниргал вошел в ритм и сохранял его на протяжении всего дня. Лунг-гом-па. Религия бега, бег вместо медитаций и молитв. Дзадзен, ка дзен. Часть ареофании, неотъемлемо связанная с марсианской гравитацией; при двух пятых g, к которым приспособилось, человеческое тело могло достичь эйфории от прилагаемых усилий. Человек, бегущий, как паломник, – наполовину поклонник, наполовину бог.
Религия, которая в последнее время приобрела немало приверженцев, бегающих одиночек. Иногда они устраивали организованные забеги и гонки – «Нитью по Лабиринту», «Ползком по хаосу», «Трансмаринерский бег», «Кругосветка». А между ними – ежедневные тренировки. Все это имело бесцельный характер – искусство ради самого искусства. Для Ниргала это было почитанием, медитацией, забвением. Его разум странствовал или сосредотачивался на теле или на пути – или просто отключался. В такие мгновения он бежал к музыке – к Баху, затем к Брукнеру, к Бонни Тиндэллу, элизийскому неоклассику, чья музыка разливалась, как дневной свет, а протяжные аккорды сменялись ровными внутренними модуляциями, похоже на Баха или Брукнера, но медленнее и ровнее, неумолимее и величественнее. Подходящая музыка для бега, хотя даже за несколько часов она совершенно не проникала в его сознание. Он просто бежал.
Приближалось время «Кругосветки», которая всегда начиналась в перигелий. Стартуя в Шеффилде, участники бежали на запад или на восток вокруг света, без наручных консолей и без какой-либо навигационной помощи, лишенные всего, кроме той информации, что давали им собственные органы чувств, имея при себе лишь небольшие сумки с едой, питьем и снаряжением. Им разрешалось выбирать любой маршрут в пределах двадцати градусов от экватора (их отслеживали по спутникам и в случае ухода из экваториальной зоны – снимали с забега) и пересекать любые мосты, включая мост через Ганг, благодаря которому маршруты севернее и южнее долин Маринер становились примерно одинаково выгодными, а количество пригодных вариантов увеличивалось приблизительно до числа самих участников. Ниргал выиграл пять из девяти предыдущих забегов – прежде всего благодаря умению выискивать маршруты, а не из-за скорости. Многие горные бегуны считали «путь Ниргала» неким мистическим достижением, нелогичной причудливостью, и в последние пару гонок его преследовало несколько человек, которые рассчитывали обогнать его перед финишем. Но он каждый год выбирал новый маршрут и не раз принимал выбор, который казался таким неправильным, что некоторые из преследователей сдавались и уходили в более перспективных направлениях. Другие не могли выдерживать темп на протяжении двухсот с лишним дней, за которые нужно было преодолеть около 21 000 километров: требовалось сохранять выдержку длительное время и принять этот темп за образ жизни. Бежать изо дня в день.
Ниргалу это нравилось. Он хотел выиграть и следующую «Кругосветку», чтобы стать победителем большинства из первых десяти. Он изучал маршрут, проверял новые пути. Каждый год появлялись новые тропы, а в последнее время стало модно устраивать лестницы в скалах каньонов, хребтов и уступов, делая их таким образом проходимыми.
Трасса, по которой он бежал сейчас, появилась уже после того, как он был здесь в последний раз; он спускался по отвесной стене провала в хаосе Ароматов, и на противоположной стене теперь была такая же трасса. Если взять путь через хаос напрямик, бежать придется при значительном уклоне, но все более ровные пути отклонялись на север или на юг.
Новый путь проходил по угловым трещинам в глыбистой стене, и ступеньки были сложены очень ровно, как кусочки пазла, отчего ему казалось, будто он бежит по лестнице в разрушенной стене замка какого-нибудь великана. Прокладка горных дорог была искусством, которым время от времени с удовольствием занимался и Ниргал, помогая убирать вырезанные камни с помощью крана и ставить их на ступеньку ниже, – проводил многие часы в страховочном поясе, натягивал тонкие зеленые тросы, направлял крупные базальтовые многогранники. Первым строителем дорог, которого он повстречал, оказалась женщина, она прокладывала путь вдоль гребня гор Герион, тянущегося по дну каньона Ио. Ниргал помогал ей все лето, пройдя с ней бо́льшую часть хребта. Она и сейчас была где-то среди долин Маринер и строила дороги с помощью своих ручных инструментов, мощных породных пил, полиспастов со сверхпрочными канатами и вяжущих болтов, более крепких, чем сами скалы. Она заботливо собирала тротуары или лестницы из окружающих пород, и одни ее дороги напоминали естественные формы рельефа, чудесным образом приходящие на помощь, другие были как римские дороги, третьи сохраняли масштаб, как у древних египтян или инков, и состояли из огромных блоков, с миллиметровой точностью разложенных по склонам и хаосам.
