Мишель нашел им пассажирскую шхуну, которая направлялась в Одессу через остров Минус Один. Экипаж рассказал им, что на острове ждали Ниргала, который должен был участвовать в гонках, и эта новость обрадовала Майю. Повидаться с Ниргалом всегда приятно, а в этот раз она нуждалась в его помощи. И ей хотелось увидеть Минус Один: в последний раз, когда она туда выбиралась, он вообще не был островом – лишь метеостанцией с летной полосой на кочке, торчащей на дне бассейна.
Их шхуна была длинной и невысокой, с пятью парусами, похожими на птичьи крылья. Едва они вышли из пристани, паруса расправились, туго натянувшись и приняв треугольную форму, а когда ветер задул в корму, экипаж поднял впереди большой синий спинакер. После этого корабль понесся по ярко-синим волнам, разбивая их и разбрызгивая вокруг водяную пыль. Избавившись от ограничения черными берегами Гранд-канала, было чудесно оказаться в море, чувствовать ветер, дующий в лицо и поднимающий волны, – он выдул из ее головы всю ту сумятицу, что донимала ее в Адовых Вратах. Она забыла о Джеки и рассматривала весь предыдущий месяц как какой-то тлетворный карнавал, который ей никогда не придется посещать вновь. Туда она не вернется, ведь теперь у нее есть открытое море и ветер в спину.
– Ах, Мишель, вот такая жизнь по мне!
– Красиво, да?
В конце своего путешествия они собирались поселиться в Одессе, которая теперь стала прибрежным городом вроде Адовых Врат. Живя там, они смогли бы плавать в любой погожий день, когда светило солнце и дул ветер, – стоило лишь захотеть. Эти яркие моменты настоящего были единственной их реальностью, тогда как будущее являлось лишь видением, а прошлое – кошмаром… или наоборот. Как бы то ни было, лишь в эти моменты можно было ощутить силу ветра и великолепие волн, таких больших и брызжущих во все стороны. Майя указала на голубой склон, который проносился мимо неровной, быстроменяющейся линией, и Мишель громко рассмеялся. Они всмотрелись в него внимательнее и стали смеяться совсем безудержно. За многие годы Майя не испытывала столь сильного ощущения, что находится в другом мире: эти волны вели себя не так, как должны были, они метались и опрокидывались, выпячивались и извивались куда живее, чем можно было объяснить сильным ветром, и это выглядело странно и даже чуждо. Ах, Марс, Марс, Марс!
Моряки рассказали им, что волны в море Эллады всегда были крупными. Отсутствие течений роли не играло: больше всего на волны воздействовали гравитация и сила ветра. Слушая об этом и глядя на непостоянную голубую равнину, она почувствовала, что ее настроение тоже вдруг подскочило: у нее было малое g, а ее внутренние ветры задували сильно. Она была марсианкой, одной из первых, и она изучала этот бассейн с самого начала, помогала заполнять его водой, строить гавани, и именно благодаря ей моряки могли выходить в море. А теперь она плыла по нему сама, так, будто только этим и занималась всю свою жизнь, и этого было достаточно.
Судно неслось вперед, и Майя стояла возле бушприта, держась рукой за борт, ощущая на себе ветер и брызги волн. К ней подошел Мишель и встал рядом.
– Как здорово выйти наконец из канала, – сказала она.
– Это точно.
Они заговорили о кампании, и Мишель покачал головой:
– Эти антииммигрантские взгляды слишком популярны.
– Как думаешь, йонсеи расисты?
– Им трудно стать расистами, учитывая их собственное смешение рас. Думаю, они просто ксенофобы. Им наплевать на проблемы Земли – они всего лишь боятся, что их возьмут числом. Вот Джеки и взывает к тому страху, который сидит в каждом из них. Я бы не назвал это расизмом.
– Просто ты хороший человек.
Мишель выпустил воздух сквозь зубы.
– Ну, большинство людей тоже хорошие.
– Не преувеличивай. – Иногда Мишель бывал чересчур оптимистичен. – Расизм или нет, это все равно мерзко. С Земли сейчас смотрят на наши незанятые земли, и если мы закроем от них дверь, то они, очень может быть, возьмутся за топор и прорубят ее. Многие думают, что этого никогда не случится, но если землянам станет совсем туго, они просто отправят людей и высадят их здесь, а если мы попробуем их остановить, они будут защищать себя, и тогда мгновенно развяжется война. Причем здесь, у нас, на Марсе. Не на Земле, не в космосе, а на Марсе. Это может произойти – ты же слышишь, как они нам угрожают, те люди из ООН, которые пытаются нас предупредить. Но Джеки не слушает. Ей все равно. Они поддерживает эту ксенофобию в своих целях.
Мишель внимательно смотрел на нее. О да, к этому времени она уже должна была избавиться от ненависти к Джеки. Но бросить привычку тяжело. Она отмахнулась от всего, что сказала, от всех тлетворных политических игр, которые велись в Гранд-канале.
– Может, у нее и хорошие мотивы, – сказала она, стараясь сама в это поверить. – Может, она хочет, как лучше для Марса. Но она все-таки ошибается, и поэтому ее необходимо остановить.
– Дело не только в ней.
– Знаю, знаю. Нам нужно подумать, что мы можем сделать. Только хватит уже о них говорить. Давай лучше попробуем заметить остров раньше экипажа.
Спустя два дня это им удалось. А подобравшись к Минус Один ближе, Майя с радостью отметила, что остров совсем не был похож на Гранд-канал. Да, у воды ютились выбеленные рыбацкие деревни, но дома казались сделанными вручную, словно сюда не добрались современные технологии. А на отвесных берегах, что над ними, виднелись рощи с домиками на деревьях, как маленькие надземные поселения. Как им объяснили, на острове жили дикие и рыбаки. На мысах земля была голой, в морских долинах – зеленела возделываемыми растениями. Холмы из темно-коричневого песчаника вторгались в море, чередуясь с небольшими пляжами в бухтах, на которых не было ничего, кроме колосняка, колышущегося на ветру.
– Он выглядит таким пустым, – заметила Майя, когда они, обогнув северную оконечность острова, плыли вдоль западного берега. – А на Земле это смотрят по видео. Вот почему они не дадут нам захлопнуть ту дверь.
– Да, – согласился Мишель. – Но посмотри, как они здесь живут отдельными кучками. В Дорсе Бревиа взяли пример с Крита. Все живут в деревнях, но днем работают за их пределами. То, что выглядит пустым, уже используется, обеспечивает эти деревеньки.
Хорошей гавани здесь не было. Они вошли в неглубокую бухту, над которой стояла крошечная рыбацкая деревня, и встали на якорь – он был отчетливо виден на песчаном дне, на глубине в десять метров. Затем добрались до берега на шлюпках, проплыв мимо нескольких яхт и рыболовных лодок, стоявших на якоре ближе к берегу.
За деревней, почти заброшенной, начиналось извилистое арройо – по нему они добрались до холмов. Оно закончилось ящикообразной долиной, из которой по неровной тропе они смогли взобраться на плато. Там, на заболоченной поверхности, откуда по всему горизонту было видно только море, когда-то давно посадили дубовые рощи. Теперь некоторые из этих деревьев были украшены мостиками и лестницами, а высоко среди ветвей виднелись небольшие деревянные помещения. Эти домики напомнили Майе о Зиготе, и она не удивилась, узнав, что среди известных жителей острова было несколько зиготских эктогенов – Рейчел, Тиу, Симад, Эмили, которые, когда-то остановившись здесь, помогли обустроиться таким образом, что Хироко, наверное, могла бы этим гордиться. И действительно, некоторые утверждали, что островитяне прятали Хироко и других выходцев из тайной колонии в одной из этих дубовых рощ, где они могли бродить без страха быть обнаруженными. Осматриваясь, Майя думала, что это вполне возможно; в этих слухах было столько же смысла, как и в любых других, что ходили о Хироко, но эти выглядели более вероятными. Однако сказать наверняка было нельзя, да это и неважно: если Хироко решила спрятаться – а если она жива, то иначе быть не могло, – то нечего и думать о том, где она это делала. Почему кого-то это заботило, Майя решительно не понимала. Впрочем, ничего необычного в этом не было: все, что касалось Хироко, всегда вызывало у нее затруднения.
