Книга Голубой Марс, страница 17. Автор книги Ким Стэнли Робинсон

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Голубой Марс»

Cтраница 17

Теперь, когда не было солетты и кольцевого зеркала, температура падала даже еще ниже. Без сомнения, южные горы ожидало рекордное вымерзание.

С другой стороны, на юге уже выпало много снега, чему Сакс придавал большое значение из-за способности снежного покрова защищать живые организмы от холода и ветра. Среда под снежным слоем оставалась достаточно стабильной. Благодаря этому, если уровень освещенности, а впоследствии и температура поверхности упадут – это не принесет большого вреда занесенным снегом растениям, уже успевшим приготовиться к зиме. Хотя предсказать что-либо здесь было сложно. Саксу хотелось самому выбраться в поле и увидеть все своими глазами. Конечно, нужно было, чтобы прошли месяцы, прежде чем разницу получится измерить. Хотя к самой погоде это, пожалуй, не относилось. Ее можно было отследить, всего лишь наблюдая метеорологические данные, чем он и так занимался, проводя долгие часы перед изображениями со спутников и синоптическими картами, фиксируя различные признаки. При этом люди выражали ему свое недовольство удалением зеркал, и в первую неделю это случалось настолько часто, что стало просто невыносимым.

Погода на Марсе, к сожалению, отличалась таким непостоянством, что трудно было сказать, влияло ли на нее удаление больших зеркал или нет. Сакс считал их понимание состояния атмосферы весьма слабым, но приходилось довольствоваться тем, что имелось. Марсианские метеоусловия представляли собой суровую полухаотическую систему. Во многом она походила на земную, что не казалось удивительным, если учесть, что воздух и вода двигались по поверхности вращающейся сферы: кориолисовы силы везде были одинаковы, и здесь, как и на Земле, дули тропические восточные, среднеширотные западные, полярные восточные ветры, неслись потоки высотного струйного течения и прочее – но это и все, что можно было сказать о марсианских метеоусловиях. Впрочем… еще можно было сказать, что на юге было холоднее и суше, чем на севере. И что ветер приносил дожди с высоких вулканов или горных хребтов. И что в районе экватора было теплее, а у полюсов – холоднее. Но лишь об этих очевидных вещах и можно было говорить с уверенностью, если не брать в расчет несколько местных принципов, большинство из которых, однако, были довольно непостоянными – и основывались они на глубоко анализируемой статистике, а не на живых наблюдениях. А учитывая, что запись данных велась всего пятьдесят два М-года, на протяжении которых непрерывно утолщалась атмосфера, вода выкачивалась на поверхность, и т. д., и т. п., оказалось крайне трудно понять, каковы на самом деле нормальные или средние погодные условия.

Между тем Саксу, находившемуся на восточном Павлине, было трудно сосредоточиться. Люди продолжали отрывать его от дел, чтобы пожаловаться из-за зеркал, и нестабильная политическая обстановка стала столь же непредсказуемой, как и погода. Выяснилось, что удаление зеркал утихомирило не всех Красных; объекты, связанные с терраформированием, саботировались почти каждый день, и порой за них разворачивались ожесточенные бои. А сообщения с Земли, которые Сакс заставлял себя смотреть по часу в день, давали понять, что некоторые силы пытались сохранить положение, существовавшее до наводнения. При этом они находились в остром противостоянии с другими группами, стремившимися извлечь выгоду из наводнения так же, как марсианские революционеры, – использовав его как переломный момент в истории и трамплин к установлению нового порядка, к некоему новому началу. Но наднационалы не собирались легко сдаваться и держали позиции на Земле, и так изо дня в день; они распоряжались огромной ресурсной базой, и даже подъем уровня воды на семь метров не мог лишить их власти.

После одного из таких гнетущих часов Сакс отключил экран и пошел отужинать с Мишелем в его марсоходе.

– Нет никакого нового начала, – сказал он, поставив воду на плиту.

– А Большой взрыв? – спросил Мишель.

– Насколько я его понимаю, существуют теории, предполагающие, что… комковатость ранней вселенной была вызвана еще более ранней… комковатостью предыдущей вселенной, которая схлопнулась при Большом сжатии.

– А я думал, оно должно было сгладить все неровности.

– Сингулярность – странная штука: за пределами горизонта событий квантовые эффекты позволяют появляться некоторым частицам. Потом космическая инфляция, вырвав эти частицы, вероятно, привела к тому, что мелкие комки стали превращаться в крупные… – Сакс нахмурился. Он сейчас походил на какого-нибудь теоретика из Да Винчи. – Но я говорил о наводнении на Земле. А это никоим образом не полное изменение условий, каковой является сингулярность. Более того, наверняка существуют люди, которые вообще не считают наводнение каким-либо переломом.

– Верно, – Мишель почему-то рассмеялся. – Может, стоит посмотреть на это собственными глазами, а?

Когда они покончили со спагетти, Сакс произнес:

– Я хочу выехать на местность. Посмотреть, есть ли какой-нибудь видимый эффект от удаления зеркал.

– Один такой эффект ты уже видел. То затемнение, когда мы были тогда на краю… – Мишель содрогнулся.

– Да, но оно только вызывает у меня новые вопросы.

– Что ж… тогда мы за всем тут присмотрим в твое отсутствие.

Будто требовалось личное присутствие, чтобы за чем-то присматривать.

– Чутье меня никогда не подводит, – сказал Сакс.

Мишель ухмыльнулся:

– Так вот зачем тебе выходить и смотреть на все самому.

Сакс сдвинул брови.

Прежде чем уйти, он позвонил Энн.

– Не хочешь поехать со мной на южную Фарсиду, чтобы… чтобы… чтобы исследовать верхнюю часть ареобиосферы?

Такого предложения она не ожидала. С сомнением покачала головой, обдумывая его, и ее подсознание на шесть-семь секунд раньше речевого аппарата ответило: «Нет». Затем она, приняв немного испуганный вид, оборвала связь.

Сакс пожал плечами. Ему стало неприятно. Одна из целей поездки – вытащить Энн, дать ей воочию увидеть первые биомы каменистых пустынь. Показать ей, как они прекрасны. Поговорить с ней. Что-то в этом роде. Но мысленный образ, который он пытался ей передать, когда они туда выберутся, казался в лучшем случае расплывчатым. Нужно просто показать ей. Дать ей понять.

Но заставить другого человека что-либо понять было невозможно.

Он пошел попрощаться с Мишелем, у которого вся работа заключалась в том, чтобы заставлять других что-то понимать. Несомненно, это и будило в Мишеле тоску, когда он говорил об Энн. Она его пациент уже больше сотни лет и за все время ничуть не изменилась и мало что рассказала о себе. Подумав об этом, Сакс слегка улыбнулся. Мишеля заметно раздражало поведение Энн, ведь он явно любил ее. Как и всех своих старых друзей и пациентов, включая самого Сакса. Так он понимал природу профессиональной ответственности: для него она состояла в том, чтобы влюбляться в каждый объект своих «научных исследований». Точно так же, как все астрономы любят звезды. Хотя кто знает?

Сакс протянул руку и ухватился за предплечье Мишеля, который радостно улыбнулся этому нетипичному для старого друга поведению, этому «изменению в мышлении». Любовь, да… Особенно когда объектом исследования была женщина, знакомая много лет, самым основательным образом изученная в позиции чистой науки, – да, такое чувство могло возникнуть. Не важно, были ли пациенты готовы к сотрудничеству в процессе исследования или нет, – между ними возникала тесная связь. Более того: если они отказывались сотрудничать и не отвечали на вопросы, это делало их еще притягательнее. Как-никак, желай Мишель получить ответы во всех подробностях, даже если сами вопросы не звучали, у него всегда была Майя – слишком человечная Майя, которая и заводила его в дебри лимбической системы. А если верить Спенсеру, это включало даже швыряние в него всяких вещей. И при всем этом символизме в молчаливую Энн действительно было легко влюбиться.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация