Даже дно длинных прямых каньонов, составлявших борозду Темпе, было настолько изрезанным, что по нему оказалось невозможно проехать, и Энн пришлось двигаться не по прямой и подняться на возвышение. Самые свежие потоки лавы (застывшие миллиард лет назад) были тверже, чем размельченная изверженная порода, что лежала под ними, и теперь залитая лавой местность приняла форму длинных валов и насыпей. На более мягкой земле между ее потоками находилось множество всплесковых кратеров, подножия которых когда-то явно повидали жидкие потоки, точно омытые водой песочные замки на пляже. Во всем этом беспорядке кое-где выступали редкие островки потертой коренной породы, но чаще всего это был реголит. И везде виднелись признаки воды и залегающего ниже вечномерзлого грунта, приводящего к медленным обвалам и оползням. А сейчас, с возрастанием температуры и, вероятно, под влиянием тепла от подземных взрывов, все эти оползни получили ускорение. Повсюду происходили новые обвалы: широко известный Красный путь ушел в небытие, когда засыпало съезд с Темпе-12; стены Темпе-18 обрушились с обеих сторон, сделав U-образный каньон V-образным; Темпе-21 исчезла под осыпавшейся западной стеной. И так везде: земля таяла. Энн даже заметила несколько таликов – разжиженных участков в верхних слоях вечномерзлого грунта, вроде леденистых болот. А во многих овальных ямах образовались водоемы, которые таяли днем и подмерзали ночью, чем разрывали землю на части еще быстрее.
Она миновала дольчатый порог кратера Тимошенко, с северной стороны погребенный под волнами лавы Кориолана, крупнейшего из многочисленных мелких вулканов в Темпе. Земля здесь была вся рытвинах, и здесь выпал снег, который растаял и снова затвердел во множестве бассейнов. Земля обваливалась со всеми возможными признаками, характерными для вечномерзлого грунта: полигональными грядами обломков, концентрическим заполнением кратеров, буграми пучения, течением грунта. В каждом углублении образовался леденистый водоем или лужица. Земля таяла.
На обращенных к югу солнечных склонах повсюду имелась защита от ветра. Там росли деревья, возвышавшиеся над подлеском из мха, травы и кустарника. В залитых солнцем впадинах росли карликовые хвойные деревья, искривленные и со спутанными иголками, а в тех впадинах, что оставались в тени, – лежал грязный снег и зернистый лед. Столько земли было разрушено! Она была пустой, но не совсем: камни, лед и заболоченные луга были разлинованы неровными гривами. Из предвечернего тепла собирались облака, их тени ложились на местность, создавая безумный узор из красного и черного, зеленого и белого цветов. Жаловаться на однородность среды в Земле Темпе не приходилось. И все пребывало в совершенном покое под быстро перемещающимися тенями облаков, пока однажды в вечерних сумерках за валуном не мелькнуло что-то белое. У Энн дернулось сердце, но что это было, она не разглядела.
И все же она что-то видела, а перед наступлением темноты ей постучали в дверь. С дрожащим, как марсоход на рессорах, сердцем она подбежала к окну и выглянула наружу. Там стояли какие-то фигуры, такого же цвета, как окружающие их камни, и махали руками. Люди.
Это оказалась группа Красных экотажников. Когда они вошли по ее приглашению внутрь, то сказали, что узнали ее марсоход по описанию людей из убежища Темпе. Они как раз надеялись с ней пересечься и поэтому были счастливы: смеялись, болтали, ходили по салону, прикасались к ней. Молодые высокие местные с каменными клыками и сияющими юными глазами, среди которых были и азиаты, и белые, и негры. И все были счастливы. Она узнала их, видела на горе Павлина – не кого-то конкретно, но как группу. Молодые фанатики. И по спине Энн пробежал холодок.
– Куда вы направляетесь? – спросила она.
– В Ботаническую бухту, – ответила одна девушка. – Собираемся разрушить лаборатории Уайтбука.
– И станцию Буна, – добавила другая.
– О нет! – воскликнула Энн.
Они умолкли и внимательно на нее посмотрели. Точно как Касэй и Дао в Ластфлоу.
– Что вы имеете в виду? – спросила девушка.
Энн сделала глубокий вдох и попыталась сообразить.
– Вы были в Шеффилде? – спросила она.
Они кивнули, поняв, что она имеет в виду.
– Тогда вы и так должны понимать, – медленно проговорила она. – Нет смысла пытаться воссоздать красный Марс, проливая кровь по всей планете. Мы должны найти иной путь. Но не можем делать это, убивая людей. И даже убивая животных и растения, взрывая машины. Это не сработает. Это все погубит. Так люди ничего не поймут, понимаете? От этого никто не выиграет. Даже станет хуже. Чем больше мы делаем таких вещей, тем более Зелеными становятся они. А мы таким образом отдаляемся от своей цели. И если мы это знаем и все равно делаем, значит, мы предаем свою цель. Понимаете? Мы делаем это только ради того, чтобы справиться со своими чувствами. Потому что мы злимся. Или чтобы ощутить риск. Нам нужно найти другой способ.
Они смотрели на нее, не понимая, раздражаясь, поражаясь, чувствуя презрение. Но слушая внимательно. Все-таки перед ними была Энн Клейборн.
– Я не знаю точно, каким должен быть этот другой способ, – продолжила она. – Не могу вам сказать. Но думаю… что с этого нам следует начать работать. Это должно быть что-то наподобие Красной ареофании. Ареофанию всегда рассматривали как что-то, относящееся только к Зеленым, с самого начала. Думаю, так получилось из-за Хироко, потому что она стала первой, кто сформировал ее суть. И она первой воплотила ее в жизнь. Так что понятие ареофании всегда было смешано с viriditas. И все же на это нет никаких причин. Мы должны это изменить – иначе никогда ничего не добьемся. Нужно создать Красный культ этих мест, такой, чтобы каждый смог научиться его чувствовать. Красность первозданной планеты должна стать силой, противодействующей viriditas. Мы должны добавить своих красок в этот зеленый цвет, пока он не сменился каким-то другим. Каким-нибудь цветом, который вы видите в этих камнях, – в яшме или в офите. Вы же понимаете, что я имею в виду. Я о том, чтобы заставить людей выйти на местность, может быть, показать горы, дать увидеть, что это такое. О том, чтобы расселиться там, повсюду, установить права собственности и распоряжения землей – так мы сможем защищать интересы земли, и им придется нас слушать. Также надо утвердить права кочевников, права ареологов, права скитальцев. Вот что может означать ареоформирование. Вы понимаете?
Она замолчала. Молодые люди слушали ее внимательно и были озабочены – либо состоянием ее рассудка, либо тем, о чем она говорила.
– Мы уже когда-то обсуждали нечто подобное, – сказал молодой человек. – И кое-кто уже этим занимается. Иногда мы и сами этим занимаемся. Но мы все же считаем активное сопротивление необходимым. Иначе нас просто подомнут под себя. Тогда все станет зеленым.
– Если мы их подкрасим, то нет. Прямо изнутри, в том числе изнутри самих Зеленых. Но саботаж, убийства… все это только на руку Зеленым, поверьте, уж я такое видела. Я борюсь с ними столько же, сколько вы, и я все это видела. Из-за ваших нападок они становятся лишь сильнее.
Молодого человека это не убедило.
