— И как такое могло случиться? — Уильям посмотрел на обломки посоха Омбрика. Постепенно печаль стала вытеснять недавно вспыхнувшую радость. Некоторые дети опустились на колени и прижались к неподвижному телу медведя, перебирая его густой черный мех.
— Нет! Не трогай его! — воскликнул отец мальчика по имени Фог, оттаскивая ребенка за руку от зверя. Слезы стояли в глазах мальчика:
— Но он ведь наш мишка!
Ему поддакнул и другой ребенок:
— Он бы никогда не обидел нас специально!
— Это не его вина, — вмешалась Кэтрин. — Зло сделало нашего мишку таким. Помните, как он всегда был ласков с нами?
На секунду все дети, да и взрослые задумались. Они вспоминали не последние минуты, когда животное готово было разорвать их на куски, а годы преданной дружбы и самопожертвования. Медведь защищал их от недругов, не жалея собственной шкуры. А как же Омбрик? Корневище? Их тоже никогда больше не будет? Грусть охватила всех присутствующих. Деревья принялись раскачиваться, их ветви склонялись к земле в горестном поклоне. Каждый житель леса, будь он растением, насекомым или животным, издал пронзительный стон, словно испытав сильную боль. Небо потемнело, поднялся ветер. Листья начали облетать с деревьев, кустов и виноградников, словно капающие слезы. Листья Корневища кружились на ветру, засыпая Сантофф Клауссен.
Но вдруг что-то показалось за деревьями, неясные очертания росли, принимая форму Духа леса. Призрачная красавица склонилась над сломанным посохом Омбрика. Ее драгоценности больше не сверкали, сейчас они померкли и казались дешевыми стекляшками. Слезы Духа капали на обломки жезла.
Деревня никогда не будет прежней. Это понимал каждый из присутствующих. Но Омбрик всегда говорил жителям Сантофф Клауссена — немного волшебства есть в каждом. И эта магическая сила называется верой. Не зря каждое заклинание начиналось словами: «Я верю. Я верю. Я верю».
Старшина Уильям взял обломки посоха Омбрика, осторожно соединив концы по линии разлома. Он посмотрел на Кэтрин. Девочка мгновенно все поняла.
— Первый урок Омбрика, — прошептала она, а ее пальцы уже бегали по сломанному жезлу. — Я верю. Я верю. Я верю, — бормотала Кэтрин. Конечно, это не уменьшило печали жителей деревни, но вместе с девочкой они начали повторять «Я верю» снова и снова, и внезапно сила веры соединила концы сломанного посоха воедино — он снова стал целым и невредимым, словно никогда и не был рассечен надвое.
Внезапно ветер прекратился. Солнце засветило над лесом, проникая даже в самые отдаленные его уголки. Стон смолк, и стало тихо-тихо, как зимой, когда природа укутана снегом. Казалось, даже время замедлило свой бег. Жители деревни вдруг ощутили, что сам воздух наполнен волшебством и магией, а когда они открыли глаза, прекратив повторять магические слова, перед ними стоял Омбрик. Живой и здоровый! Словно его и не ел никакой зверь! Но самым удивительным было то, что за его спиной стоял… медведь! Старый добрый мишка! Его раны чудесным образом исчезли, а мех из черного превратился в снежно-белый и напоминал теперь облачко. В своих огромных лапах, словно младенца, он держал спящего мужчину. Омбрик забрал из рук Кэтрин, сиявшей от радости чуть ли не ярче солнца, свой посох.
— Спасибо, что выучила урок, — произнес он ласково. Маг задумчиво погладил посох. — Чужестранец спас детей. Было бы просто нелюбезно с нашей стороны не вернуть долг.
Взмахнув руками, Омбрик зашагал вокруг Корневища. Дерево на глазах оживало. С каждым новым шагом волшебника распускались листья, а в сердцах жителей Сантофф Клауссена рождалась надежда. Сила и магия возвратились в их город, чтобы спасти чужака, который отдал за них жизнь.
Глава одиннадцатая
В которой оказывается, что мудрость — довольно хитрая штука
Проходили дни, а Ник все не приходил в себя. На некоторое время сознание возвращалось к нему, а потом он вновь проваливался в забытье.
Я и правда в дереве? Интересно, а это то самое дерево, с которым дрался медведь? Дерево смогло победить животное?
Николас был тем человеком, который не верил в магию. Он скорее готов был поверить в разящий клинок, чем во всякие волшебные штучки. Хотя… Он позволил себе увлечься безумной мечтой о сокровище. Ради него он скакал на лошади по воде и облакам — только подумать, на лошади, которая весит больше ста килограммов, — а затем, будучи уже у цели, взял и отвернулся от несметных богатств! Это как минимум требует объяснения. А теперь он лежит в странной кровати, которая, кажется, может читать его мысли. Когда ему было неудобно, ложе становилось мягче и приподнимало туловище. Когда забинтованная нога принималась снова ныть, кровать вибрировала, массажируя ее. Еда и питье возникали в воздухе из ниоткуда, но Ник был так слаб, что все равно не мог дотянуться до них. Правда, обычно в комнату набивалось трое или четверо детей, которые спорили друг с другом за право намазать джем на тост спасителя, поднести ему горячий отвар или прохладительную медовую воду. Но почему-то больше всего дрались за возможность покормить его коня.
Чем больше Ник отдыхал и приходил в себя, тем больше он поражался тем удивительным вещам, которые творились вокруг. Самым необычным, даже невозможным, было то, что волшебник, которого, как Ник точно помнил, съел медведь, выжил. Где это такое видано? Мага звали Омбрик (он выяснил из обрывков разговоров), и старик был жив и здоров. Волшебник неустанно крутился вокруг Ника, пичкая того эликсирами, настойками и прочей гадостью. Но что хуже всего — дети не отходили от него ни на шаг. В плохие дни, когда боль в израненном теле становилось нестерпимой, а лихорадка возвращалась вновь, их трескотня сводила с ума. А уж если послушать, о чем они говорили… Какие-то послания от насекомых, создания по имени Страшилки, Малыш с Луны… Рехнуться просто.
Но время шло. День за днем Ник понимал все больше и больше из их разговоров. Проснувшись однажды утром, он увидел у изголовья своей кровати маленькую девочку, которая чаще других приходила навещать его. Она листала какую-то крошечную, раскрашенную от руки книгу. Николас притворялся спящим, пока девочка не вышла из спальни, оставив книжку. Разбойник тут же потянулся к ней. Страницы были испещрены мелкими рисунками углем, изображавшими какие-то причудливой формы тени, медведя и… его самого, охраняющего детей так, словно они сокровища русского царя. Девочка нарисовала также малыша на парящем в воздухе корабле, битву на Луне и гигантскую фигуру, заштрихованную толстыми черными линиями, — видимо, в понятии художницы это было олицетворение зла.
Ник снова и снова перелистывал книгу. Постепенно из почерпнутых из рассказов детей сведений и обрывочных воспоминаний о битве он смог составить более или менее ясную картину произошедшего. То, что еще недавно ему казалось фантастическим и нереальным, становилось понятным и естественным. Неужели ему правда удалось остановить медведя? Дети уверяли его, что все так и было. Они рассказали, что злой дух по имени Бука, Король кошмаров, пришел за ними, чтобы украсть их сны. Его прислужники, Страшилки, не смогли проникнуть в Сантофф Клауссен. Лунные лучики хорошо сработали ночью и остановили их. Маг Омбрик догадался, что Бука не сможет напасть на них днем, — с тех пор, как много веков назад Король кошмаров был побежден, он больше не может выносить света — ни солнечного, ни лунного. Поэтому Буке пришлось вселиться в медведя и заставить его действовать по своему усмотрению. Очень удачная идея — находясь внутри животного, Король кошмаров был надежно защищен от света, а кроме того, мог спокойно расправиться с Омбриком. И, кроме того, жители городка слепо доверяли медведю — ведь он был их другом.
