– Самым убедительным доказательством служит другая вещь, о которой ты, возможно, не догадываешься, – уклончиво ответил Артемий. – Что касается твоего мнения о характере Стриго, то я так тебе скажу: мужчина, который не боится бросить вызов ни своему отцу, ни своей невесте, может выбрать яд как средство решения проблем. Разумеется, он не замышлял заранее преступления. Тем не менее очевидно, что он воспользовался выпавшей ему возможностью, услышав, как Деметриос говорил о флаконе, стоящем у него в комнате!
– Стриго не дотрагивался до флакона! – заявила Альдина.
Артемий внимательно вгляделся в искаженное страхом лицо девушки. Его поразило не только поведение служанки, но и едва уловимая нотка, проскользнувшая в ее голосе.
– Что ж, тогда скажи, кто дотрагивался! – безмятежно ответил дружинник.
В это мгновение Филиппос, внимательно следивший за разговором, подошел к рыжеволосой служанке и дернул ее за рукав.
– Альдина, ты помнишь, что я тебе советовал? Если хочешь что-то сказать, сейчас самый подходящий момент!
Опустив глаза, сжав губы, Альдина молча вертела медную пуговицу.
– Ну что же, продолжайте отпугивать дурной глаз, – сказал Артемий, поворачиваясь с намерением уйти. – А мне надо заняться более важными делами.
– Подожди, боярин, не уходи! – выдохнула служанка. – Я должна кое в чем признаться. Это… Это я взяла флакон из покоев грека.
– Что ты такое говоришь? – воскликнул Артемий. – Предупреждаю: если ты хочешь вызволить своего возлюбленного из беды, то спасти его может вовсе не ложь!
Альдина в отчаянии посмотрела на дознавателя, потом на Филиппоса и молча покачала головой. Из ее глаз покатились крупные слезы. Дружинник быстро подхватил англичанку под руку и потащил в сад, где в этот час послеобеденного отдыха никого не было; мальчик следовал за ними.
Троица обогнула оружейную комнату. Артемий обратился к Филиппосу:
– Оставайся здесь и предупреди нас, если кто-нибудь направится сюда.
Альдина и старший дружинник устроились на лавке у палисада. Это был самый укромный уголок сада. Кусты смородины скрывали их от входа, а частокол – от глаз людей за оградой. Утерев слезы рукавом, англичанка заговорила:
– Это произошло во время вечерней трапезы. Я сидела на краю стола, готовая в любой момент покинуть свое место, если понадоблюсь Гите. У меня из головы не выходил рассказ венецианского гостя, его увлекательные истории о далеких королевствах и прекрасных дамах, которые умеют так ловко возбуждать любовь кавалеров. И я завидовала красоте Настасьи!
Девушка всхлипнула, виновато глянула на Артемия.
– Понимаешь, боярин, до первого дня празднеств Стриго никогда не видел нас рядом, Настасью и меня. Я думала, рано или поздно он поймет, что его невеста намного красивее, чем я, и разлюбит меня. Эта мысль не давала мне покоя! Я решила испробовать волшебные капли, о которых говорил Ренцо. Но после обеда, когда все отдыхали, мне пришлось помогать Гите в пиршественной зале, а потом я последовала за гостями… Разумеется, присутствие Стриго было мне приятно. Однако тот скандал ничего не изменил. Стриго еще сильнее опечалился. А я все твердила себе, что он любит меня недостаточно, чтобы окончательно порвать с Настасьей. Когда началась вечерняя трапеза, я незаметно выскользнула из-за стола…
– Ты помнишь, когда это было? – прервал девушку дознаватель.
– Точно не скажу, но в самом начале пира. Один из гостей поднял чашу в честь дам. Тогда князь напомнил об обычае, согласно которому мужчины оказывают честь красоте женщины, преподнося ей вино. Все мужчины захотели преподнести чашу Настасье! Это было невыносимо. Я вышла, чтобы не видеть, как Стриго будет исполнять этот ритуал. От других служанок я знала, где покои Деметриоса…
– Ты кого-нибудь встретила по дороге? Стражника или служанку…
– Никого, кроме слуг, сновавших между пиршественным залом и кухней. Поднявшись в покои Деметриоса, я сразу же увидела флакон, стоявший на прикроватном столике. Закапав по нескольку капель в каждый глаз, я стала внимательно вглядываться в свое отражение в зеркале над столом. И тогда произошло нечто ужасное: мое отражение расплылось, я перестала что-либо различать! У меня возникло ощущение, что я ослепла, начала задыхаться… Поддавшись панике, я рывком открыла окно и выбросила флакон. Потом, рыдая от страха, я упала на колени и стала молить Господа сжалиться надо мной. Постепенно зрение вернулось. Вытерев глаза, я вернулась в зал для пиров так быстро, как могла. Лишь принцесса заметила мое отсутствие. Но, увидев мои покрасневшие глаза, она, вероятно, решила, что плакала, когда гости воздавали честь красоте Настасьи. Я не знаю, куда упал этот проклятый флакон, но во время пира никто не мог завладеть им, поскольку я его выбросила. К тому же Настасье стало дурно в конце трапезы… Клянусь тебе, это не я ее отравила!
– Готов спорить, что ты, прежде чем опробовать капли, зажгла все свечи в покоях, – задумчиво протянул Артемий.
– Да, это так. Но откуда ты знаешь?
– Не важно. Ты закрыла пробкой флакон после своих опытов?
– Да. Я закрыла. Я еще держала его в руке, когда мое отражение начало расплываться.
– В таком случае идем! – приказал дознаватель, поднимаясь со скамьи. – Мы поищем под окнами покоев Деметриоса. Если мои рассуждения правильны, флакон еще должен быть там.
Покидая сад, Артемий подал знак Филиппосу. Кивнув головой, мальчик направился за старшим дружинником, держась на расстоянии двадцати локтей и зорко глядя по сторонам. Обойдя крыльцо, Альдина остановилась перед окнами зала для пиров и, подняв голову, указала на закрытые ставни, украшенные цветочными мотивами. Как и все гости князя, Деметриос жил в левом крыле. Артемий помнил, что его дверь была первой в коридоре. Фасад дворца по обеим сторонам крыльца украшали огромные куртины цветов. Сделав знак служанке, старший дружинник присел на корточки перед розами, приятный аромат которых наполнял воздух, и принялся разгребать траву под кустами. Через некоторое время поисков он услышал возглас, окрашенный легким акцентом.
– Вот он! Ой, я укололась!
Альдина сунула в рот поцарапанный палец и протянула дружиннику небольшой флакон темно-зеленого фарфора. Дружинник осторожно открыл серебряную крышку и увидел серебряную трубку сложной формы. Артемий знал этот способ дозировки лекарств греческих аптекарей: благодаря конфигурации сосуда можно было точно отсчитать необходимое число капель. Дознаватель извлек капельницу и внимательно осмотрел содержимое флакона. Оставалась половина.
– Посмотри хорошенько, – велел Артемий служанке. – Уровень жидкости такой же, каким и был, когда ты закрывала флакон?
– Да… Думаю, он остался таким же, каким был, когда я открывала флакон. Я взяла так мало, что невозможно заметить разницу. Но посмотри на крышку, боярин! Она перепачкана землей. До флакона никто не дотрагивался с тех пор, как он упал. Сам видишь, Настасья наверняка умерла от другого яда!
