– Не мне тебя судить. Я просто хочу, чтобы ты обо всем рассказал. Это принесет тебе облегчение, поверь мне.
Наклонив голову, Андрей с трудом выпрямился. Он дрожал, у него подкашивались ноги. Артемий позвал отроков. Поддерживая молодого боярина, дружинники довели его до дворца. Они встретили князя, и старший дружинник коротко рассказал Владимиру о своих недавних открытиях. Нахмурившись, с искаженным от ярости и негодования лицом, Владимир молча слушал дружинника. Он хотел обратиться к Андрею, но, подчиняясь знаку Артемия, довольствовался тем, что испепелил молодого человека взглядом. Казалось, Андрей погрузился в странную оторопь. Его глаза потухли, лицо походило на восковую маску.
– Князь, будет лучше, если ты оставишь меня наедине с ним, – сказал Артемий, когда Митько и Василий усадили Андрея перед столом писца. – Твое присутствие смущает его. А ведь я должен получить полное признание, чтобы судить его.
Скрепя сердце князь вышел в сопровождении отроков. Оставшись наедине с пленником, Артемий посмотрел на жалкого человека, сидевшего напротив, и ласково сказал:
– Ведь ты убил из-за любви к Гите, не так ли?
Постепенно взгляд Андрея оживился, словно ему на ум пришли далекие воспоминания.
– Из-за любви к Гите?
Вдруг губы Андрея скривились в горькой усмешке.
– Я тоже так думал! Но я грешил из-за гордыни! Я возомнил себя равным всемогущему Богу, вольному давать или отнимать жизнь. Своими знаниями я поделился с Гитой. Она – мое создание! Я отдал ей все, что у меня было самого ценного. Несправедливо, что она принадлежит другому! Я думал, мне все позволено, чтобы сохранить ее…
– И ты украл драгоценности, поскольку это был единственный способ отсрочить свадьбу, если не помешать ее браку. Именно поэтому ты сначала убил стражника, потом Настасью, затем тысяцкого, который пригрозил тебе, что обо всем расскажет князю. Так все было?
– Да, я убил…
Андрей с ужасом взглянул на свои руки.
– Было столько крови! Всюду кровь… Я вышел из дома Радигоста и принялся бродить по городу, словно безумец. В конце концов я оказался на пристани. Там я бросил этот проклятый кинжал в реку. Было бы лучше, если бы я сам бросился в Днепр! Если бы ты знал, боярин, какое отвращение и презрение я испытываю…
Вдруг взгляд Андрея застыл. Он покачнулся.
– Теперь болезнь снова возвращается! – глухо сказал он. – Это кара…
Забившись в конвульсиях, Андрей упал как подкошенный. Артемий увидел, что на губах юноши выступила пена. Дружинник хлопнул в ладоши. Отстранив стражника, в комнату вбежал Владимир, за ним отроки.
– У него приступ! Надо позвать врача! – закричал Артемий.
Стражник бросился за врачом. В дверном проеме показались лица любопытных. Филиппос пробрался сквозь толпу, за ним шел Деметриос.
– Я знаю эту болезнь! – заявил грек. – Надо вложить ему в рот кусок ткани, чтобы он не откусил себе язык!
Артемий вопросительно взглянул на Филиппоса.
– Он прав, – подтвердил мальчик. – У него приступ…
– …эпилепсии, – закончил грек. – Как только он сможет что-нибудь проглотить, надо дать ему успокаивающий настой. Он заснет. Затем он снова сможет отвечать на твои вопросы, боярин.
Врач, дом которого находился на другом конце площади, прибежал через четверть часа. Он подтвердил диагноз Деметриоса. Когда приступ пройдет, больной заснет и будет спать несколько часов. Следовательно, допрос возобновится только завтра утром. Впрочем, князь был доволен. Узник сделал признание. Осталось уточнить только одну важную деталь: где преступник прятал драгоценности. Таким образом, дело можно было считать раскрытым.
Врач при активной помощи Филиппоса занимался больным, Артемий велел отрокам отнести Андрея в темницу, как только это будет возможно. Вместе с тем он приказал освободить Стриго. Отныне возлюбленный Альдины был вне всяких подозрений.
Артемий буквально падал от усталости, к тому же сильная головная боль сжимала виски. Он с трудом добрался до своих покоев. Дружинник не мог понять, почему следствие, уже завершенное, вызывало у него ощущение пустоты, к которому примешивался привкус поражения. Да, надо признать, что он ошибался. Его рациональный ум выработал теорию, согласно которой хладнокровный и расчетливый преступник безжалостно убирал со своего пути всех, кто вставал между ним и вожделенным сокровищем. Однако дознаватель имел дело с воспаленным мозгом, с опасным маньяком, который считал себя выше человеческих законов и был готов любой ценой удовлетворить свое желание обладать женщиной. Тронувшийся умом Андрей отказывался допустить, что Гита отдала свое сердце другому. Для Андрея Гита была вещью! Но, в конце концов, на что надеялся несчастный безумец? Недовольство, которое испытывал Артемий, было, несомненно, связано с неуместной в данном случае жалостью. Или с констатацией, что на этот раз он ошибся в своих выводах?
Не желая размышлять дальше, дружинник упал на кровать, закрыл глаза и полностью отдался на милость боли, стучавшей в висках. Он хотел только одного: чтобы Филиппос, вернувшись, не шумел.
Глава VII
Утром Артемий резко вскочил. Проведя рукой по лицу, он выругался: сидя на подушке, маленькая белая мышка щекотала его по щеке своим хвостом. Сбросив животное на пол, дознаватель сел и недовольно посмотрел на Филиппоса. Мальчик валился на пол от смеха, что, однако, не помешало ему броситься к мышке и схватить ее прежде, чем она успела юркнуть под кровать.
– Мне ее вчера дал Манук, знахарь, – сказал Филиппос, не обращая внимания на выражение лица Артемия. – Он хотел испытать на ней какой-то медикамент, но я упросил отдать мышку мне. Она миленькая, правда?
– Мог бы позже мне ее показать, – проворчал мужчина.
– Ты должен к ней привыкнуть, ведь она будет жить с нами, – возразил Филиппос, гладя мышку пальцем. – Впрочем, ты и так долго спал. Знаешь ли, что уже скоро полдень? Начнется судебный поединок между Ренцо и Братославом. Я распорядился принести кувшин с водой, чтобы ты смог умыться. Встретимся внизу, поскольку меня ждет срочное дело.
– Опять тайная встреча с твоей подружкой Альдиной, полагаю?
– Скажешь тоже! – с горькой усмешкой ответил Филиппос. – С тех пор как Альдина вновь обрела Стриго, она едва замечает меня, неблагодарная! Нет, я просто наведаюсь в конюшню. Мне хочется вблизи посмотреть на коней поединщиков.
Артемий знал страсть Филиппоса к лошадям. Однако он также думал о необъяснимой симпатии, которую мальчик испытывал к Ренцо, о чувстве, которое старший дружинник не разделял!
– Берегись, если ты задумал нечто недозволенное… – начал Артемий, но озорник уже выскользнул за дверь.
Через четверть часа дружинник спустился во двор и направился к входу в темницу. Массивная железная дверь была заперта – на толстой перекладине висел замок. Стражник приветствовал дружинника, открыл дверь и стал спускаться по неровным ступеням, ведущим в подземелье. Дознаватель последовал за ним. Вскоре они вошли в сырой коридор, куда выходили двери узилищ. Они остановились перед последней дверью, и Артемий припал к решетчатому окошечку.
