Итак, женская нагота – это призыв: «Давай ебаться!» Но ей хотят заткнуть рты, и вот как. С недавних пор образовались эстеты, творцы инсталляций, моралисты, модельеры и прочие провокаторы, которые стали публично оголять женское тело всё больше и больше. Женщин уговаривать не пришлось – они только и норовят оголиться среди как можно большего количества мужчин, но при условии, что мужчины не бросятся их насиловать. Однако, чтобы публичное обнажение не дразнило гусей, стоящих объединённо на страже нравственности, государство и церковь, – проповедники наготы, и сами женщины стали пытаться лишить голое тело сексуальной сути и представлять наготу бесстрастной, отвлечённой, не имеющей смысла, не стоящей особого внимания, а главное – не имеющей никакого отношения к ебле. По-видимому, это был в основном неосознанный способ протащить наготу в свободное общественное обращение без наказания и сделать её привычной и безответственной. Другими словами, похоть, которую вызывал вид обнажённого женского тела, решено было придушить, если не до смерти (что невозможно, разве что вместе с самим мужчиной), то придушить хотя бы до бессознательности. До потери сознания (осознания), что голая баба – это призыв к ебле.
Успех в этой области был достигнут огромный. Обнажённое тело стали использовать не по назначению, а для религиозных церемоний, для протеста, для загара, для искусства, для моды и ещё хуй не знает для чего.
Когда перед мужчиной обнажается проститутка, то никто не будет сомневаться, что она это делает для привлечения мужчины к половому акту. Когда на публике обнажается «приличная» женщина под предлогом искусства, то тут на вставших хуй мужчины взирают с укором или вовсе отводят глаза. А сам мужчина погружается в пучину стыда, в отчаянии сжимая яйца в кулаке, чтобы придушить эрекцию.
В то же время мужики полутайно пасутся на всевозможных стриптиз-барах, в которых голое женское тело не представляет никакого иного смысла, кроме сексуального. То есть – как и есть на самом деле.
Факт исключительно и безапелляционно сексуального отношения к наготе, где нет места ни искусству, ни протесту, ни религии, в наше время существует только по отношению к наготе детской: обнажённое тело ребёнка автоматически трактуется как порнография, растление малолетних, криминальное извращение, за что с чувством глубокого удовлетворения единогласно навешивают солидный срок тюрьмы. Причём часто бессрочный, ибо сексуальных преступников продолжают держать в заключении даже после истечения официального срока приговора. Американское общество обустроилось так: если ты убил кого-то, то тебя выпускают из тюрьмы, и часто досрочно, за хорошее поведение. А если ты показал хуй девочке, то тебя посадят за растление малолетних и свободы тебе не видать до конца жизни.
Законодательства во всех странах запрещают появление нагими в общественных местах – это ли не абсолютное подтверждение того, что государство честно и трезво видит в голом теле его сексуальную суть. Стало бы государство так бояться наготы, если бы она была просто эстетична или священна – нет, нагота в общественных местах – это приглашение к ебле в общественных местах, что, по просвещённому мнению государства, является для него смертельной угрозой.
Чем государство нетерпимее к сексу, тем острее реакция государства на публичное обнажение тела, и даже маленькая искра открытого женского тела может вызвать пожар карательной операции (известный случай открывшегося соска Дженет Джексон во время её выступления), – а всё потому, что любая степень наготы правомерно воспринимается государством как призыв к публичной ебле, которая уничтожила бы основы нравственности и порядка.
В отличие от государства, его граждане мечтают о всё большей наготе. Степень приемлемой обнажённости за последнюю сотню лет несказанно увеличилась (по экспоненте, как научно-технический прогресс). Если недавно женщины на пляжах ходили в закрытых костюмах и обнажённый пупок считался неприличным, то теперь повсеместны не только бикини и thongs
[95], но и нудистские пляжи с голыми телами.
Чтобы государство не бросалось бешеной собакой на каждую обнажившуюся женщину и не кусало её за ляжку, хитрые граждане решили (чаще всего сами не осознавая принятого решения и его смысла) замаскировать сексуальность наготы, заговорить государству зубы, успокоить его, уверить, что голые сиськи и не сиськи вовсе, а предмет искусства, протеста или просто естественны, а значит, допустимы для всеобщего обозрения.
Кроме того, демократическое государство слабосильно в борьбе с собственным народом, так что, когда женщины, науськиваемые мужчинами и охваченные собственной жадностью на всеобщее внимание, всё больше и больше выглядят, ведут себя и обнажаются, как раньше это делали только проститутки, государство вынуждено идти на компромисс и позволять женщинам разгуливать в шортах, из которых вываливаются ягодицы, и в маечках, из которых выпирают голые соскастые сиськи. Однако по-прежнему существует черта, за которую государство не позволяет перейти при обнажении в общественных местах: женщина с разведёнными ногами и губами, и мужчины со стоящим хуем, ну и, конечно, сама госпожа Ебля. Здесь гражданам пока не удаётся уговорить либерально-демократическое государство, что это тоже является искусством или хотя бы протестом. Здесь государство и его граждане договорились считать сие уголовным преступлением.
Так как нагота относительна, то повсеместный и неизбежный рост её будет стремиться к своему пределу, никогда его не достигая. А что можно назвать пределом наготы? Тело с содранной кожей? (Шутка.) Нет, я бы называл абсолютной наготой такую картинку (не шутка): женщина с раздвинутыми ногами, с растянутыми малыми губами, где во влагалище светится окровавленный зев шейки матки, и с растянутым анусом, где из прямой кишки выглядывает коричневый кончик. И это зрелище украшает фонтанчик мочи.
Разумеется, государство не допустит до такого предела публичной наготы. Однако бесконечное приближение к этому пределу будет происходить, если экстраполировать тенденцию растущего женского публичного оголения за последний век.
Но пока до этого не дошло – саморегуляция (?) общества осуществляется следующим методом: ослаблением и подавлением сексуальной реакции мужчин на обнажение женщин.
Многим понятно, что напор наготы в современном обществе лучше всего нейтрализовать безразличием к наготе. Задача только в том – как его выработать у пожирающих глазами наготу.
Основной метод заимствуется государством из опыта долгого сожительства мужчины и женщины. Если обнажённые тела будут маячить день и ночь перед глазами людей, то их сексуальная суть притупится. Полностью сексуальность не исчезнет, как у опостылевших друг другу сожителей, так как перед глазами граждан появляются не одно и то же, а разные голые тела. Но, тем не менее, постоянное присутствие наготы позволяет хоть как-то к ней привыкнуть и не терять голову от прошедшего мимо полуголого выпукло-вогнутого тела. С помощью повсеместной порнографии и публичной обнажённости женщин восприятие обыкновенных мужчин уподобится восприятию наготы гинекологом или порнорежиссёром, которые, пресытившись пиздой, смотрят на неё без всякой похоти. Для них одетая женщина становится более сексапильна. А это значит, что пресыщение голыми бабами толкает пресытившегося мужчину в направлении одетых баб, что и требуется государству. То есть от похоти избавиться невозможно, но пресыщение наготой вызывает влечение к наготе с отрицательным знаком – к сокрытому одеждой телу.
