Она смело вошла и уселась на диван. Я включил магнитофон, для начала резвое, и сунул ей в руки книгу с рисунками Бидструпа. Его картинки смешат, и это мне помогает избавиться от натянутости первых минут.
Я вышел и принёс оставшуюся с праздников бутылку коньяка.
– Надо б выпить за Новый год, ты не возражаешь?
Она поднялась с дивана.
– Только принеси мне стакан воды, – смущённо попросила она.
– А зачем? Тебе уже плохо? – удивился я.
– А мне нужно запивать – иначе я не могу.
– Интересно… Как в античные времена, – решил я блеснуть эрудицией, – тогда вино обязательно разбавляли, иначе считалось неприличным.
Я принёс стакан воды. Мы выпили. Она сначала выпила глоток воды, потом коньяк и снова запила водой. Выпили ещё. Потом ещё раз.
– Ты действительно имеешь отношение к античности: ты мне напоминаешь богиню, которая была причастна к отношениям между полами.
– Кто же она?
– Афродита Милосская.
– Не Афродита, а Венера.
– Смотри-ка, а ты разбираешься. Давай по этому поводу потанцуем. Магнитофон извергал шейк. Мне было хорошо. Когда выпьешь, получаешь ощущение той жизни, при которой не хочется пить.
Настало время замедлять темп музыки и ускорять темп сближения. Я поставил плёнку с Дорис Дэй, потушил торшер и включил бра. Медленная музыка была отличным предлогом, чтобы покрепче обнять друг друга в танце. Я поцеловал её в горячую шею. Она откровенно повернула ко мне своё лицо, и я поцеловал её в губы. Радость встрепенулась в ней – её язык, красноречиво говорил об этом. «Это ли не ключ к счастью?» – пронеслось у меня в голове, и я ещё крепче обнял её.
Тайнопись любви написана природой на двух существах, и её можно правильно прочесть, если две половины точно совпадут. Прижимаясь к ней, мне казалось, что с помощью друг друга мы сможем раскрыть тайну, которая остаётся тайной даже после того, как её раскрывают.
На теле, которое врастало в меня, была одета широкая юбка и шерстяная кофта. Обнимая её, я засунул руку под кофту и расстегнул лифчик. С её стороны не было и тени сопротивления. Это меня подбадривало, и я был очень благодарен ей за это. Я высвободил её грудь и приник к ней. Она прижимала мою голову и, наклоняясь, целовала меня. Её груди были крепкие и острые, и если не вершинах гор светится снег, то на их вершинах горели костры сосков.
Снять юбку она мне не позволила, я не настаивал и поднял её достаточно высоко, чтоб освободить её бёдра от всего прочего, что на них было. У меня закружилась голова, и я попытался развести её ноги. Но она оттолкнула меня и села.
– Ты знаешь, я ведь ещё девочка, – извиняющимся голосом сказала она.
– Ну и что – это явление временное.
– Только сейчас не время, – твёрдо проговорила она.
– У тебя роскошные ноги, – пролепетал я, одной рукой обнимая её за талию, а другой лаская её бёдра. Я попытался как бы невзначай повторить свою попытку. Она посмотрела на меня и сказала «нет!» таким голосом, что я понял – она не намерена уступать, и ей это удастся, благодаря тому, что такая ситуация не нова для неё.
«Что ж, – подумал я, не сомневаясь в конечном победном исходе, – не сегодня, так завтра, а для начала неплохо». Она притянула меня к себе и поцеловала, покусывая мою губу. Я уже был в состоянии наивысшей боевой готовности и еле сдерживался, чтоб не изнасиловать её. Вдруг у неё из волос упала заколка.
– Подними её, – ласково попросила она.
– Потом, никуда не денется.
– Ну, подними, прошу тебя, – взмолилась она.
Я, ещё не понимая её настойчивости, посмотрел на пол, но из-за темноты ничего не увидел, свет зажигать я не хотел, и мне пришлось опуститься на колени и шарить рукой по полу. Она сидела на диване, а я стоял перед ней на коленях и искал её заколку.
И случайно подняв глаза с пола, я увидел, что она разводит ноги, а её руки тянутся к моей голове. Я хотел быстро подняться, но она резко притянула меня за шею, и я упал лицом в её лоно.
Запах женщины помутил мне сознание…
Когда я пришёл в себя, слепота желания уже прошла, но чувство неполноценного удовлетворения тревожило меня. Я взглянул на неё – она улыбалась мне.
– Иди, ляг со мной, – попросила она.
Я поднялся и лёг с ней рядом. Она положила голову мне на грудь.
– Мне нравятся волосатые мужчины.
– Если б только это тебе нравилось.
Помолчали.
– У тебя необыкновенно красивые ноги, – сказал я ведя руку от колена до груди.
– Да, мне говорили, – вызывающе ответила она и похотливо продолжала. – Скажи, сколько у тебя было женщин?
– Недостаточно.
– А всё-таки.
– Я не люблю рассказывать дамам о своих похождениях.
– А я не дама, я – девушка, – с гордостью сказала она.
– Девственности надо бояться в твоём возрасте, а не гордиться ею.
– Почему это?
– Потому что она – следствие трёх несчастий: либо непривлекательности. либо полового страха, либо извращённости. Но хочешь, я осчастливлю тебя, – я почувствовал, что вновь наполняюсь желанием.
– Нет, я и так счастлива… теперь, – и она вежливо, но решительно отодвинулась от меня, потом обвела пальцем вокруг моего рта и подбородка и сказала. – Это у тебя очень чувственное место.
– Да, мне говорили, – ответил я и взглянул на часы.
– Ну, мне пора, – сказал она, быстро садясь и стала одевать и застёгивать всё то, от чего совсем недавно радостно избавилась.
Я не стал задерживать её – уже было половина двенадцатого.
Я наблюдал, как она у зеркала поправляла причёску, потом закрыла глаза и чёрным карандашом зарисовала веки.
– Ты меня извини, но где у вас туалет? – спросила она и смутилась.
Я показал ей. Раньше я не мог представить себе очаровательную женщину за отправлением естественных потребностей, потому что я видел в них богинь. Теперь я могу представить себе всё, что угодно, но от этого эти женщины не мельчают в моих глазах, а наоборот, я ещё сильнее восхищаюсь ими, так как это подтверждает то, что они – люди, а следовательно, их доступность.
Она вошла в комнату.
– Ты меня проводишь до автобуса?
– Да, конечно.
– Мы оделись и вышли. На улице холодный ветер лизал ей ноги, и она прижималась ко мне, ища от него защиты.
– Когда мы встретимся? – спросил я.
– Не знаю. Когда хочешь.
– Позвони мне послезавтра часов в шесть. Хорошо?
– Хорошо. Я позвоню.
– Чёрт, жаль, что у тебя нет телефона. Ненавижу одностороннюю связь.
