ЛВ: У Вас и в рассказах серьезная, монолитная проза толстовского плана, к чему я хотела бы позже вернуться.
Оргазм (его составные) близок состоянию вдохновения творческого; моменту засыпания; моменту умирания. Ваша проза частично отвечает на вопрос об этой связи; но почему мы вообще говорим о сексе, а не о чистом творчестве? Потому ли, что вершина творчества – для избранных, а вершина оргазма общедоступна?
И следующий момент, – ритм в любви и в искусстве. Мужчина обучает женщину ритму, в ней пробуждается музыка.
Ваша проза полна равномерного дыхания, и этот ритм невольно, но органично копирует прилив-отлив – морской воды или крови. Ваша музыка, как стилистика, неизменна, но идет в рост. Каково соотношение стиля и темы? Ведь если бы Армалинский писал о трассирующем, не о вечном, то и ритм был бы другим?
МА: Я насчитал в Вашем абзаце четыре вопросительных знака. Может быть, с одним справлюсь.
Я не выбираю тему – тема выбрала меня. Ритм – во мне, как ритм сердца, его не замечаешь, пока не заболит. – Пока не заболело. Меня интересует одно – честно говорить о чувствах и возникающих в связи с ними мыслях. А чувства эти – родные для всякого. Когда пишешь о войне, то найдется множество людей, которые её не испытали, и потому отклик на это произведение будет у них умозрительным. Если я пишу о половых органах, об их взаимодействиях и о том, как это все в башке переваривается, то это близко всем без исключения, даже кастратам, ибо сексуальные ощущения остаются даже у них. Ритм же везде один, как в музыке, так и в литературе – отражает ритм сексуальный: возбуждение (прелюдия), плато (основная тема), приближение к оргазму (всевозможные крещендо) и спуск (кода). Если представить литературное произведение, где вроде бы интересное начало, а потом автор начинает топтаться на месте в утомительных рассуждениях и заканчивает произведение невразумительным концом, то у читателя возникает чувство неудовлетворенности, раздражения, как от полового акта, без достаточного возбуждения и оргазма. Но как существует множество сексуальных вкусов, так и читатели привечают различных писателей с незаконченными, усеченными или растянутыми ритмами. Для меня писатели как Джойс – тоска смертная. Но существуют люди, которые любят длить состояние умеренного возбуждения до бесконечности. На здоровье. Есть произведения литературы многооргазменные – один пик за другим – это свойственно приключенческой литературе. Неудивительно, что она пользуется огромной популярностью. А когда хотят заняться сексуальной фантастикой о бесконечно длящемся оргазме, то придумывают романы с happy end
[68], который и иллюстрирует Его Величество Оргазм. Цикл искусственно обрывается на высшей точке и кода намеренно изымается (не в этом ли искусство – в манипуляции половым ритмом?), и читатель остаётся с ощущением замершего максимального наслаждения – вот почему именно такие романы и фильмы пользуются максимальным успехом.
Однако ритм – это всего лишь само собой разумеющийся каркас, скелет. А меня интересует плоть темы.
ЛВ: Поразительный учебник для Литинститута! Вы назвали жизненный цикл. Композиция, значит, статична, творчество возможно только внутри заданной схемы, но вот бывает —… В великолепном эссе про Эйнштейна в главе Свет мой, оргазм Вы писали:
Вроде еще никто не рассматривал оргазм как основу человеческого самосознания и религиозного бытия. А вот я – рассматриваю.
[69]
Философия секса. Приведу сразу несколько цитат с комментарием; речь идет о любви ученого – и Вашем собственном, видимо, взгляде на брак.
Повторяя любимого Шопенгауэра, Эйнштейн в одном из писем Милеве пишет, что жена отличается от проститутки только тем, что продлевает свой контракт на сожительство. И вёл он себя с Милевой по поговорке: «зачем жениться, когда и так ложится».
Вы иллюстрируете эссе фотографиями Эйнштейна (одна – с высунутым языком). Привожу Ваше смелое верное изречение, Михаил, о виртуальных знакомствах:
Если по делу, то мужчина должен не столько фото члена присылать·, сколько фото языка. С указанным коэффициентом выносливости.
Так по-мужски звучит авторский возглас в эссе – о Милеве:
Это что? – она какие-то места не разрешала целовать, а Эйнштейн смирялся с этим запретом?
С общей их фотографии посмеиваются глаза женолюбца и сластотерпца Эйнштейна, – я думаю, он все простил Вам за этот пассаж:
Понятие любви легко уподобить понятию эфира в физике: нечто якобы существующее везде, но никак не определяемое. А я по-эйнштейновски сказал, что никакого эфира-любови нет, а есть лишь оргазм (прообраз света) и стремление к нему. Более того, оргазм, как и свет, испускается квантами спазм. Если Фрейд выявил сексуальную основу человеческого бытия, что называется, «на пальцах» (на словах), то Эйнштейн открыл физико-математическую интерпретацию человеческой вселенной с помощью своей знаменитой далеко идущей формулы: E = mc2. Суть её заключается в том, что энергия превращается в массу, а масса в энергию, причём даже малая масса может превратиться в огромную энергиюблагодаря тому, что поело массы стоит колоссального размера коэффициент – квадрат скорости света…В моих же системах координат смысл Формулы таков: капельная масса семени, усиленная мощью оргазма, превращается в огромную энергию жизни нового человека.
Извините меня, Михаил, за цитатник, но вопрос опять будет компактным; ответьте на то, что считаете главным. Ваша трактовка оргазма, как выхода к богу, означает ли, что нам нужно гнаться за максимумом совокуплений; что неважен партнер, подменяемый скотоложеством или вибратором; и что чувства глубокие – побоку, достаточно наших эмоций?
МА: Оргазм в отношениях – условие необходимое, но не достаточное. Поскольку мы устроены так, что не можем пребывать в непрекращающихся оргазмах днями и ночами, то поэтому приходится перемежать наслаждение всяческими передышками и подготовками к нему. Эмоции между любовниками основаны на том, чтобы обеспечить наличие желанного тела, когда снова захочется. Для этого временное пространство между оргазмами заполняется «общими интересами», заботами и прочим, что называется «отношениями». Я против этого ничего не имею. Это разновидность бытового флирта, что и есть эмоции.
Оргазм – это не кусок чего-то, проносящегося как камень перед носом, это ощущение делимое, и в его этапах заключается ответ на то, почему важны эмоции. На подступах к оргазму мы готовы на всё и всех – только бы до него добраться, на этом этапе ни у кого не возникает вопроса о смысле жизни, ибо смысл этот заполняет в эти моменты всё твоё бытие. На подступах к оргазму ты лишаешься брезгливости, стыда, ты рад всякой новизне ощущений, их усиливающих, ты принимаешь любого партнёра – все становится приемлемым и желанным.
