Если тот эпизод показался мне ужасным, то это было ничто по сравнению с тем, что случилось в последующем. Мы играли на выезде против «Манчестер Сити», и я никогда не забуду ни тот матч, ни события после его окончания. Сама игра началась для нас неплохо. Мы выглядели лучше, хотя и не могли никак забить. Я действовал впереди вместе с Эйдуром Гудьонсеном, и на 30-й минуте ему наконец-то удалось сделать мне передачу, позволившую мне забить тринадцатый гол в этом сезоне. Все складывалось замечательно. Мой второй гол случился уже спустя три минуты, когда я «выстрелил» буквально с пяти метров. Как и в игре с «Фулхэмом», моментально начались споры. Защитники «Сити» утверждали, что я подработал себе мяч рукой. Они настолько разозлились, что их капитан Сильвен Дистен продолжал спорить с судьей Робом Стайлзом даже после свистка на перерыв, за что ему была показана желтая карточка. Поскольку у него уже была одна карточка за протесты после моего гола, вторая означала удаление с поля.
Но это было еще не все. В конце матча мы с защитником «Сити» Ричардом Данном «запутались» друг в друге. Я обводил его, он попытался развернуться и поскользнулся, после чего его рука прошлась по моему лицу, и одним из пальцев он попал мне прямо в глаз. Мне было настолько больно, что я не мог продолжать игру. Я лежал на газоне и извивался всем телом. Глаз начал распухать, и мне было действительно трудно подняться и продолжить игру. На трибунах не знали, что именно произошло, тем не менее все начали неодобрительно гудеть, причем не только фанаты «Сити», но и наши болельщики вместе с ними. Я был ошеломлен. Не мог поверить, что дело дошло до такого: меня освистывали мои собственные фанаты. Я бы понял их, если бы не показывал хорошей игры, но я отдавал клубу всего себя, я делал все, что было в моих силах, чтобы заручиться поддержкой болельщиков. Перед финальном свистком было сделано объявление о том, что меня признали лучшим игроком матча – и это вновь вызвало гул на трибунах. Какая ирония: лучшего игрока матча невзлюбили сразу обе стороны. Меня это сильно ранило.
Средства массовой информации, разумеется, чуть не сошли с ума. Была ли рука? Правда ли тебе попали в глаз? Журналисты горели желанием услышать, что я им скажу. Репортер программы «Матч дня» телеканала Би-би-си вскоре после игры загнал меня в угол, желая знать, что же произошло на поле. Он говорил очень быстро. Мне было крайне сложно поспевать за ним, поскольку мой английский, несмотря на некоторый прогресс, все еще был не так хорош. Стремясь в запале быть честным (и одновременно будучи наивным), я совершил ошибку: на его вопрос, была ли игра рукой, я ответил: «Да, это была игра рукой». Но я также добавил по поводу матча с «Фулхэмом»: «Это лишь часть игры. Я пытаюсь забить, и если судья видит игру рукой, мы начинаем заново. Он этого не увидел, и для меня это часть игры».
Затем он спросил, симулировал ли я. И вот здесь из-за недопонимания при переводе произошла накладка, не в первый и не в последний раз. Итак, я ответил: «Иногда я симулирую
[8], а иногда продолжаю стоять. В футболе нереально постоянно стоять. Я не строю игры на одних рывках, я играю в свою игру. Если моя игра не устраивает, и никто не хочет, чтобы я играл, я не играю». Не стоит и говорить, что в прессу попала лишь первая часть высказывания. Ее буквально растиражировали. До тех пор, пока фраза «Иногда я симулирую» не приклеилась ко мне ярлыком.
Этот болезненный эпизод открыл мне глаза на жестокость британских СМИ. Раньше я давал интервью только специализированным спортивным изданиям вроде «Экип» или «Франс футбол». Как и телерадиожурналисты, они всегда освещали лишь текущие игры, ничего лишнего. Они не занимались никакими противоречивыми или сложными вопросами. Британские средства массовой информации были совершенно другими. Мне пришлось пройти этот тяжелый урок. Мой ответ оказался в заголовках новостей во всевозможных источниках: в телепередачах, на радио, в печатных изданиях, в Интернете.
Отвечая на вопросы, я также не учел того, как уровень моего английского мог повлиять на интерпретацию моих слов и влиял на мой образ в глазах прессы. Мой английский по-прежнему был слишком «французским», слишком неестественным. У меня не было такого большого словарного запаса, как сейчас, не было способностей точно выражать свои мысли. Если бы мне пришлось отвечать на французском, то была бы совсем другая ситуация: я бы смог объяснить свою позицию более ясно. В тот же момент я просто пытался отвечать как можно короче, чтобы не увязнуть в длинных предложениях, и зачастую чувствовал скованность из-за недостаточного знания языка. И это, безусловно, повлияло в тот день на мою способность выразить свое мнение.
Однако, к чести Арсена Венгера, он заступился за меня, заявив, что я находился в центре повышенного внимания, но ему импонировало мое отношение к делу. Он добавил: «Это не тот футболист, который играет нечестно. Его тоже пихают и бьют, но никто этого не видит».
Я тогда согласился с ним и сейчас придерживаюсь того же мнения. Все нападающие, особенно те, кто, как и я, сделали футбольную карьеру за пределами Англии, играли в такой же манере. Это было нормой, и я не делал ничего особенного по сравнению с другими, но однозначно приковывал к себе повышенное внимание. Кроме того, как упомянул Арсен, обо мне думали: «Он высокий, он сильный», – поэтому мне иногда нужно было в несколько большей степени продемонстрировать, что на мне фолят. Я признаю, что привыкание к английской манере игры и к английской футбольной культуре заняло у меня определенное время, поэтому проблема с «нырками» (в первые пару сезонов) возникала достаточно регулярно. Но в конечном итоге я адаптировался и стал в этом отношении более умелым и сильным игроком.
В любом случае после матча с «Манчестер Сити» я был сыт всем этим по горло и решил поговорить со своим агентом, Тьерно, и с Папом Диуфом.
– Мне здесь не нравится, я подавлен, – сказал я им. – Команда хорошая, мы выигрываем кубки и титулы, но я не уверен, что захочу здесь оставаться и дальше.
Они оба выслушали меня, и, как я понял, почувствовали себя в определенной степени ответственными за ситуацию, в которую я попал, поэтому не стали сразу же отвергать мои жалобы.
Я поговорил и с женой. Я всегда прислушиваюсь к ее мнению. Она никогда не навязывает мне его и ни на чем не настаивает, но перед принятием решения, чтобы знать, как будет лучше для семьи, я учитываю то, что говорит она.
– Тебе тут непросто, – сказала она. – Нам всем тоже. Но мне кажется, что детям здесь нравится, так что…
Она дала понять, что поддержит любой мой выбор, но надеется, что мы сможем все вместе остаться в Англии. Я выслушал ее и решил остаться. Оглядываясь назад, я понимаю, что это было лучшим решением для всех нас. У руководства «Челси» был план развития, были определенные амбиции. Мы теперь тренировались на новой базе в Кобхэме, и хотя на первых порах приходилось пользоваться временными сборными постройками, новые корпуса, построенные вскоре, были просто замечательными. Было ясно, что владелец клуба готов полностью поддерживать нас и делать все возможное для нашего комфорта, чтобы обеспечить нашу успешную игру на поле. Кроме того, я теперь не сидел на скамейке: я регулярно играл, забивал и понимал, что вписываюсь в планы тренера на будущее. Мне оставалось только завоевать расположение болельщиков.
