Ее мужа звали Александр Васильевич. Значит, сыну предстояло именоваться Василием Александровичем. А для нее имя Вася – это имя для кота: «человека не могут звать Вася».
Возник жесткий внутренний конфликт. Она очень страдала. С одной стороны, нужно было продолжить эту традицию в семье мужа из уважения к свекру и свекрови, с другой стороны, она не может так назвать своего ребенка! Ну, просто не может, и все! Он же не кот! И женщина настолько погрузилась в этот конфликт, что ей даже в голову не приходило поговорить с мужем, с его родителями, чтобы попробовать как‑то уйти от этой ужасной необходимости называть ребенка Васей. Со временем ее внутренний конфликт привел к тому, что она вообще не хотела рожать мальчика. Она хотела девочку! Представляете?..
Как следствие конфликта, возникли сложности во время беременности: высокий тонус и угроза выкидыша.
К счастью, эта история закончилась хорошо. После занятий на курсах женщина нашла в себе силы поговорить с мужем, и оказалось, что никакой проблемы не существует и вовсе! Ее мужчина сказал: «Ну, не хочешь, чтобы звали Васей, давай нарушим традицию».
И они назвали ребенка другим именем, все наладилось.
Кстати, ассоциация – очень субъективная вещь, которая часто бывает временной. Если вы проявите психологическую гибкость и вопреки негативным ассоциациям назовете ребенка именем, которое вам лично не нравится, скорее всего, ваш малыш очень быстро уничтожит эту ассоциацию.
У меня в молодости тоже были нелюбимые женские имена. Потом я начала работать с группами, в которые в основном приходят женщины. И пришлось мне чуть ли не каждый день общаться с женщинами, имена которых мне не нравились. Они потихонечку убирали мои негативные ассоциации, и спустя, наверное, лет пять после начала работы я не имела ни одного нелюбимого женского имени.
Следующая установка, которая обычно влияет на выбор имени, звучит так: называть или не называть ребенка в честь кого‑то?
На этот счет мнения в семьях бывают совершенно противоположные. Иногда получается, что имя всем очень нравится, но ребенку его давать нельзя потому, что так зовут, например, дедушку. А в семье считается: в честь родственников называть нельзя!
– Да почему нельзя‑то?! – спрашиваю я родителей.
Мне отвечают:
– Потому, что это «накладывает судьбу» на ребенка. А судьба у дедушки была не очень хорошая…
Бывает и наоборот: ребенка сознательно называют в честь бабушки потому, что бабушка была такая замечательная, очень добрая, красивая – значит, и ребенок будет таким же! И судьба у девочки тоже будет необыкновенная… Здесь я тоже хочу поделиться с вами историей, только уже из моей жизни.
Мои родители очень долго не могли выбрать мне имя. Я уже родилась, а они все еще не знали, как меня зовут.
Первый месяц жизни я у них была Инной. А потом папа пошел в загс и зарегистрировал меня под именем Лариса. Но, поскольку родителям не нравилось ни то, ни другое имя, меня все мое детство называли Лялей.
Как правило, у ребенка есть общепринятое имя – для бабушек, дедушек, родственников, друзей, а есть имя интимное, которым его называют только мама и папа. В моем случае Ляля было общепринятым именем – так меня звали практически все окружающие. Разумеется, в детский сад, а потом и в школу я ходила с именем Лариса. Но вне стен казенных учреждений продолжала быть Лялей.
Только в раннем подростковом возрасте я однажды возмутилась: какая я Ляля?! И всех отучила так меня называть. Потом, конечно, жалела: иногда очень хочется, чтобы тебя назвали ласковым детским именем.
Очень долго к своему имени я относилась как к чему‑то чужеродному, особенно не принимала его уменьшительных форм. Лариса – еще куда ни шло, а вот Лара, Лора, Лорик – это не про меня! Сейчас все по‑другому. Я хорошо отношусь к своему имени, я приняла его в разных формах, хоть Ларьком назовите, мне, в общем‑то, все равно.
Думаю, неприятие имени у меня было связано с родительской неопределенностью относительно того, как меня именовать, с родительским неполным приятием моего имени. Компромиссная «Ляля» их устраивала, а вот «Ларису» они избегали. И я вслед за родителями относилась к «Ларисе» довольно сложно.
Но истинную причину своего сложного восприятия собственного имени я поняла только лет в четырнадцать, когда нам в школе дали задание изобразить генеалогическое древо.
Тогда я ничего не знала о своих предках и пошла с расспросами к родителям. Мой папа был сиротой, лет с десяти рос в детском доме. Я знала, что он рано потерял родителей, о своей маме он всегда вспоминал с большой нежностью и болью. Оказывается, меня он хотел назвать в честь своей матери Елизаветой. А мама была категорически против, потому что в то время девочек так не называли. И вообще, она считала это имя «деревенским».
У моей матери были свои сложности: она родилась и выросла в деревне, с трудом вырвавшись оттуда в город и забрав к себе младших братьев и сестру. Для нее деревня всегда была связана с нищетой, с самыми плохими переживаниями. И мама сказала: нет, так мы дочку не назовем! Это не имя для городской девочки. Папе пришлось согласиться.
Но на этом история не закончилась.
Я, услышав рассказ о несбывшейся Елизавете, сказала папе: «Ой, папочка, ну ты не переживай, я же вырасту, выйду замуж, рожу девочку и назову ее Лизочкой». Папе было очень приятно это слышать, он был тронут.
Когда я вышла замуж, моего отца уже не было в живых. Он умер, когда мне был двадцать один год, а ребенка я родила в двадцать четыре. И не знала, кто будет – мальчик или девочка. А мой муж всегда говорил мне: сейчас мы не будем с тобой выбирать имя ребенку – вот родится, посмотрим на него и назовем! Поэтому во время беременности мы не обсуждали с ним имя будущего ребенка.
Когда родилась дочка, у меня не было сомнений, как ее назвать, я ведь обещала отцу!.. Но муж был категорически против. Он возмущался: «Ужасное имя! Лиза – подлиза… Как можно вообще так называть ребенка?!»
И мне пришлось всеми правдами и неправдами целый месяц отстаивать имя для дочери, потому что это было очень важно для меня. Я не могла назвать дочку по‑другому и сказать: «Прости, папа, не получилось». Все‑таки я настояла и назвала дочку в честь бабушки.
Меня в честь бабушки не назвали, и я, согласно поверьям тех времен, избежала ее тяжелой судьбы; бабушка в сорок два года осталась вдовой с маленькими детьми, а в сорок шесть лет умерла.
Но дело в том, что отец компенсировал моим рождением свое сиротство! Он воспитывал меня, исходя из своих страхов и переживаний, связанных с потерей матери. Растил меня эдакой Зоей Космодемьянской, устойчивой, неуязвимой в физическом и моральном плане. Его мама не выдержала того, что осталась одна в тяжелые времена, надорвалась и рано умерла. И он хотел вложить в меня качества, которые помогут мне не повторить ее судьбу. Не назвав меня Елизаветой, он все‑таки вкладывал в меня свои страхи и надежды! А в нашей семье все равно через поколение появилась Елизавета.
