Даже без предупреждения дядюшки Майлза Фейт, едва войдя в дом, поняла бы, что разразилась буря. Тихие люди чувствуют погоду лучше, чем шумные: перемену ветра в разговоре и холод невысказанных упреков.
Принять их шляпки и накидки вышла миссис Веллет, а не Жанна.
— Миссис Сандерли, могу ли я поговорить с вами? — Голос экономки был негромким, но настойчивым. — Прошу прощения, но это важно.
— Ох! — Миртл вздохнула и поправила волосы. — Хорошо, но сначала подайте чай в гостиную. Не могу говорить ни о чем важном, пока не приду в себя.
Хотя это потребовало от миссис Веллет усилия, но она молчала, пока Фейт и Миртл не устроились в гостиной за чаем. Наконец Миртл кивнула ей.
— Мадам, Жанна Биссет — неплохая девушка, честная и трудолюбивая. Может быть, временами она болтает глупости и бывает упряма, как и все ее ровесницы, но она служит в этом доме с тринадцати лет, и ни у кого никогда не возникало сомнений в ее честности. Мадам, она признает, что это ее газета, но это ведь не преступление…
— Миссис Веллет! — округлив глаза, перебила экономку Миртл. — О чем идет речь? Жанна жалуется на то, как с ней здесь обращаются?
Миссис Веллет вздохнула, сложила руки и с трудом проговорила:
— Мадам… ваш муж считает, что кто-то рылся в его бумагах. Одно письмо испачкано… — Она нетерпеливо мотнула головой. — Как по мне, это похоже на каплю воды, размывшую чернила, но преподобный уверен, что это след пальца.
Фейт охватил жар. Она надеялась, что пятно никто не заметит, но нет, отец все понял. Ей показалось, что она покраснела до ушей.
— Он потребовал, чтобы все слуги показали руки. Жанну обнаружили, когда она мыла руки на колонке за домом, поэтому она сразу попала под подозрение.
Первый приступ паники схлынул. Сердце Фейт начало колотиться чуть медленнее, мысли прояснились, и до нее стал доходить смысл сказанного экономкой. Подозревают не ее. Отец нашел следы преступления, но не заподозрил ее.
— И… ее руки были испачканы? — спросила Миртл.
— Да, но не чернилами. Газетной краской. — Миссис Веллет опустила глаза. — Когда ее спросили, она вывернула карман и достала газету — сказала, что нашла ее в городе и знает, что не следовало ее брать, но ей стало интересно и она решила почитать ее после работы.
Повисла многозначительная пауза — миссис Веллет не упомянула о том, что именно стало интересно Жанне, а Миртл решила не уточнять. Фейт не составило труда понять, о какой газете шла речь.
— У кого газета сейчас? — спросила Миртл.
— Ваш муж тотчас конфисковал ее, — ответила экономка.
— Я приму к сведению ваши слова, — устало произнесла Миртл, — но думаю, что для начала мне следует самой поговорить с Жанной и решить, что делать. Пришлите ее, как только она закончит работу.
— Работу? Мадам, ваш муж уволил ее! Она собирает вещи, ей сказали, что она должна покинуть дом до завтрашнего утра.
Только Фейт, достаточно хорошо знавшая мать, заметила, что Миртл застыла и едва справилась с собой, чтобы не выдать реакцию. Управление домашним хозяйством, включая слуг, — это была ее прерогатива. Предполагалось, что все в доме должно быть устроено в соответствии с желаниями Эразмуса Сандерли, но до сих пор он никогда не отдавал подобных распоряжений в обход жены.
Руки Фейт задрожали. Ей удалось избежать осуждения, пострадал другой человек. Она криво поставила чашку на блюдце, плеснув горячий чай себе на платье.
— Фейт! — Миртл пришла в ярость. — Глупая неловкая девчонка! Иди переоденься, а потом… почитай молитвенник.
Фейт спустилась к ужину в недавно выстиранном синем платье. Его свежесть заставляла ее чувствовать себя еще хуже, словно она — отравленное письмо в хрустящем новом конверте. Мысль о том, чтобы рассказать отцу правду, наполняла ее совершеннейшим ужасом. Если отец отвернется от нее, солнце скроется и все ее мечты пойдут прахом. Ей нужна была хоть капля надежды на его внимание, уважение и любовь. Она не могла вынести мысль, что утратит все это навсегда. «К тому же Жанна всегда может найти другое место, — пробормотал отчаявшийся голос в ее голове. — А я не смогу найти другого отца».
Вскоре стало ясно, что ужин будет безрадостным. Дядюшка Майлз согласился вернуться в дом, но попросил, чтобы еду принесли ему в комнату. Отец Фейт, холодный и неразговорчивый, опоздал к ужину, но сам ужин подали еще позже. Семья полчаса просидела за столом, когда наконец подали первое блюдо. Его принесла испуганная девушка, которую Фейт раньше не видела. Казалось, она наполовину ослепла от важности порученного ей дела. Она проливала суп на скатерть каждый раз, хватаясь за половник. Когда она юбкой сбросила со стола ложку Миртл и та звякнула об пол, девушка так испугалась, что опрокинула кувшин со сливками. Преподобному пришлось отодвинуться вместе со стулом, чтобы спастись от надвигающегося потока.
— Это невыносимо! — Его голос не был громким, но лед в нем был такой, что резал насквозь. — Это неразумное дитя из местных или кто-то просто притащил сюда осла, поставил на задние ноги и одел в передник?
Глаза девочки заблестели от слез, когда она попыталась ликвидировать последствия с помощью передника.
— Хватит, ты делаешь только хуже, — нетерпеливо, но не так резко сказала Миртл. — Иди смени передник и попроси миссис Веллет принести свежую скатерть.
Девушка поспешила воспользоваться шансом и покинула комнату.
— Она совершенно безнадежна, — объявила Миртл надломленным голосом, — но больше никого нельзя было найти в столь короткий срок. Может… — Она помолчала, и Фейт увидела, как ее аккуратный кружевной воротничок дрогнул, как будто она нервно сглотнула. — Может быть, стоит оставить Жанну ненадолго, просто чтобы избавить себя от таких испытаний?
— Утром ноги ее не должно быть в этом доме. — Преподобный был непреклонен.
— Однако я бы хотела… я бы очень хотела, дорогой, чтобы ты позволил мне поговорить с девушкой и, возможно, уладить дело по-своему…
Отец Фейт грохнул ножом и вилкой по столу и воззрился на жену.
— Я бы так и поступил, если бы видел, что ты для этого достаточно компетентна! Я думал, тебе под силу вести хозяйство, но, похоже, я тебя переоценил. Дом для каждого человека должен быть прибежищем, местом, где он может почувствовать себя хозяином и где ему не нужно каждый миг быть во всеоружии. Неужели я прошу слишком многого? Вместо этого мне на ужин подают остывшие помои, слуги все неуклюжие, неряшливые, они всё проливают, хлопают дверьми и не проявляют ни капли уважения. Горничные копаются в моих личных бумагах, а половина дома закрывает глаза на браконьеров и бродяг, шатающихся по моей земле. Меня изводят и донимают там, где мое слово должно быть законом.
Глаза Миртл расширились, потом она опустила взгляд. Ее лицо медленно покрылось краской, и нож в руке задрожал.
— Прости… прости, дорогой, — прошептала она почти неслышно.
