— Возьми. — Преподобный протянул Фейт карту Вейна. — Ты должна провести меня к гротам. — Он уселся спиной к Фейт и взялся за весла.
Она села боком, чтобы видеть и расстилавшееся перед ней море, и отца на фоне пляжа. Карта трепетала в ее руках, грозя вырваться. Она разложила ее на коленях, придавив фонарем, в то время как отец начал грести. Поначалу каждая волна пыталась отбросить их на пляж, вынуждая отца Фейт яростно орудовать веслами. Вокруг них шипел прибой. Когда лодка вышла на глубокую воду, характер волн изменился. Теперь они толкали и раскачивали утлое суденышко, словно огромные черные волки затеяли игру.
Далекий мыс выглядел просто чернильным силуэтом. Рассмотреть гроты было совершенно невозможно. Фейт пыталась вспомнить, как они выглядели при свете дня, все эти утесы и бухточки, одиночные скалы, далекие стайки морских птиц. Волны становились все более опасными, перекатываясь под днищем лодки с гнетущим равнодушием. Когда судно сильно качало, Фейт дрожала всем телом, готовая вот-вот оказаться в ледяной воде. Она не умела плавать, но здравый смысл подсказывал, что вряд ли это ей помогло бы. Упади она за борт, юбки удержат ее на плаву несколько секунд, но потом пропитаются морской водой и превратятся в балласт, ее ноги запутаются, и она пойдет ко дну.
Весла подняли очередной фонтан брызг, и Фейт показалось, что утес по левую руку немного выше, чем должен быть, и что пляж уплывает направо. Когда отец делал паузу и переставал грести, весла оставляли белые полосы на поверхности воды.
— Здесь течение! — Фейт вглядывалась в черные безликие утесы, пытаясь определить, где они находятся. — Нас тянет влево, в гавань!
«К утесам, — чуть не сказала она. — На камни!» Отец ничего не ответил, но начал грести еще усерднее. С каждым толчком нос лодки поворачивался правее, но потом снова устремлялся в гавань. Фейт была так увлечена, что чуть не пропустила шапку пены в тридцати футах от себя. Та поднялась вверх, формой напоминая цветущий вьюнок. И лишь когда пена рассеялась, Фейт заметила мелькнувший на секунду выступ белого цвета…
— Камень! — закричала она, поднимая лампу, чтобы лучше видеть. — Прямо перед нами!
— Как близко?
Фейт открыла рот, чтобы ответить, но тут свет фонаря упал на куда более близкую шапку пены. В блестящей впадине между двумя волнами на секунду поверхность разорвало нечто черное, неровной формы.
— Десять футов! — Фейт вцепилась в край лодки и с ужасом рассмотрела еще один, более близкий камень, похожий на гигантский зуб; море вокруг них кипело. — Они повсюду!
Снизу лодки донесся скрежет, словно по дну провели огромным тупым когтем. Всматриваясь в водовороты, Фейт перегнулась через борт, опустила руку в ледяную воду и нащупала подводный камень, облепленный ракушками. Она оттолкнулась от него изо всех сил, чуть не потеряв равновесие, и упала в лодку, намочив рукав и поранив пальцы. Фонарь в ее другой руке покачнулся и стукнулся о скамью, огонь съежился до голубого язычка, перед тем как снова стать высоким и желтым. За спиной Фейт слышала какофонию звуков, производимых деревом и металлом, и резкие выдохи ее отца, орудовавшего веслами. Царапающие звуки прекратились, признаков течи тоже не было.
Волосы Фейт, мокрые от соленой воды, хлестали ее по лицу и обжигали глаза. Все это время утес постепенно становился все больше и больше, закрывая небо. У его подножия бушевали волны, разрывая друг друга на части и растекаясь белой пеной. Фейт поняла, что слышит громкие ритмичные всплески и шипение, всплески и шипение. Чуть дальше в сторону океана она увидела, как волна разбивается об утес. Почти вся она превращалась в брызги, но часть воды скрывалась внутри скалы, откуда раздался глухой рев, и через некоторое время бушующая волна выплеснулась обратно. Прошла секунда, пока Фейт сообразила.
— Папа, я вижу пещеру!
Когда лодка подплыла ближе, рев стал еще более громким и зловещим. Вскоре Фейт разглядела устье пещеры — глубокую зияющую черноту, похожую на кошачий зевок. Тут волны взяли над ними верх, весла беспомощно ударялись о кипящую белую воду. Брызги жгли Фейт глаза. Наконец прибой грубо поволок их вперед и втянул в глотку пещеры. Лампа неба погасла, остался только свет фонаря. Грохот воды, разбивавшейся о скалы, оглушал и отдавался эхом от камня. Днище лодки наткнулось на блестящую гальку, жалобно застонало и замерло. Впереди Фейт увидела склон пещеры, устремлявшийся вверх. В тусклом свете лампы было видно, что дальше, за зубчатыми отверстиями, есть другие пещеры.
За спиной Фейт преподобный встал на ноги и отпустил весла.
— Оставайся здесь! — резко велел он, когда Фейт шевельнулась. — Твой вес не даст лодке уплыть. — Он забрал фонарь, выбрался из лодки и по щиколотку в воде дошел до носа. Взялся за швартов и, забравшись на каменный уступ, привязал канат к торчавшему камню.
Очередная волна нахлынула со всей яростью, так что лодка приподнялась, а потом снова опустилась на гальку. Преподобный вернулся, повесив фонарь на плечо, и осторожно поднял огромный горшок.
— Жди здесь. — Отец скрылся в недрах пещеры, держа горшок, словно больного ребенка. Свет погас вместе с ним, оставив Фейт во мраке.
В пещере пахло морем, но это не был бодрящий запах морского побережья. Здесь воняло старостью и болезнью. Море поглощало обломки кораблекрушений, оставляя голые деревянные кости кораблей в лишенной света пещере. У русалок здесь была зеленая кожа, глаза, как у осьминога, и длинные кривые пальцы, а от их дыхания пахло старой рыбой.
Наконец отец Фейт вернулся с фонарем в руке. Он ослабил веревку и, не говоря ни слова, запрыгнул в лодку. Когда их подняла следующая волна, он веслами изо всех сил оттолкнулся от камней, и когда вода отхлынула, они остались на плаву. Море повлекло их прочь, после кромешного мрака пещеры небо показалось на удивление ярким. Покинуть гроты было делом нелегким, но преподобный все греб и греб без устали, пока наконец Фейт не увидела, как утес отступает, камни уменьшаются и волны стихают. Путешествие к берегу было долгим. Фейт не могла узнать пляж, откуда они отплыли, но, к счастью, помнила высокий тополь на краю утеса. Сейчас она не сводила глаз с одинокого силуэта на фоне ночного неба и направляла отца в ту сторону.
Вот показался окаймленный пеной берег, и наконец лодка уперлась носом в дно. Отец с дочерью выбрались наружу и вытащили ее на гравий. Фейт чувствовала, что ее ноги дрожат, руки онемели и не могут крепко схватиться за борт. Они оба прислонились к лодке, чтобы передохнуть, и пускали облачки пара в холодный воздух.
— Умница, Фейт, — наконец произнес преподобный. — Молодец.
И внезапно Фейт перестала чувствовать холод. Они возвращались к дому, Фейт толкала тачку. Ее шатало, несмотря на то что под ногами она чувствовала твердую землю. Они вдвоем встретили опасность лицом к лицу и уцелели. Ее подвергли испытанию, и она выдержала его достойно.
Тачку оставили рядом с оранжереей. Но, подойдя к дому, отец остановился и еще раз взглянул на часы.
— Уже почти полночь, — пробормотал он, — я опаздываю. Фейт, иди спать.
