— Охраняй, — прошептала она, возвращая змею на место.
Когда Фейт вернулась в библиотеку, Миртл была уже там.
— Где ты ходишь? — резко спросила Миртл, но не стала дожидаться ответа. — Будь рядом, доктор скоро приедет.
Мать была одета в синее платье с чопорным высоким воротником и жемчужными пуговками, некоторые из них были расстегнуты, обнажая белую шею. Волосы расчесаны до золотистого блеска и аккуратно уложены, но у виска выбилась одна нежная прядка. Она все еще была бледна, но пудра сделала цвет лица ровным, добавив облику миловидности. Миртл выглядела взъерошенной, растерянной, нуждающейся в помощи и очень хорошенькой.
В комнате чувствовался запах алкоголя. Фейт взглянула на отцовский стол и заметила стеклянный графин с шерри,
[10] обычно стоявший в столовой. Немного шерри оставалось также на дне большого стакана. Все это было здесь вчера? Фейт не заметила, но, может быть, она слишком торопилась. Миртл застыла, подняв руку и делая Фейт знак замереть.
— Доктор Джеклерс! Его карета!
Миртл извлекла хрустальный флакончик с нюхательными солями из ридикюля. Открыла пробку и поднесла к носу, через секунду поморщилась, и у нее перехватило дыхание. После того как она сделала это еще раз, ее глаза наполнились слезами. Она отставила флакончик и быстро заморгала. К тому времени, как доктора Джеклерса проводили в библиотеку, по щеке Миртл стекала слеза, оставляя блестящий след.
Доктор Джеклерс долго изучал пациента. Миртл была неподалеку, отвечая на его вопросы, она заламывала руки, серебристые слезы завораживающе стекали по ее лицу. Фейт сидела рядом, лихорадочно размышляя. Отец на пляже, отец в лощине. Почему мать так хочет солгать?
— Мне очень жаль, миссис Сандерли, — наконец произнес доктор. — Я бы не стал надеяться на вашем месте. У него сломана шея…
Миртл издала тихий всхлип, что-то среднее между вздохом и плачем. Отвернулась и спрятала лицо в носовой платок.
— И зачем мы только сюда приехали! — приглушенным голосом сказала она. — Все из-за нарушителей… он был убежден, что они попытаются похитить его редкие ботанические образцы. Поэтому расставил капканы и несся к этой ужасной лощине всякий раз, как слышал малейший шум. Наверное, он упал в темноте и ударился головой…
— Вашего мужа нашли в лощине? — Брови доктора поднялись. — Мадам, должен признаться, с учетом полученных им ранений я удивлен. Мне претит огорчать вас подробностями…
— Прошу вас. — Миртл повернулась к нему лицом, на котором, несмотря на дрожащие губы, была написана решимость. — Не щадите меня. Я должна знать.
— Что ж… судя по всему, сломаны два ребра, а это подразумевает падение с большей высоты, чем в лощине. На лбу глубокая рана, но еще есть серьезный ушиб на затылке, скрытый под волосами. Такое впечатление, что после падения он еще какое-то время катился. Миссис Сандерли… этот вопрос нельзя задать более деликатно… есть ли вероятность, что его нашли в другом месте и ваши друзья дезинформировали вас, чтобы пощадить ваши чувства?
— Мой муж мертв, — тихо сказала Миртл. — Какие еще чувства тут можно щадить?
К лицу Фейт прилила кровь. Она с легкостью могла разорвать паутину лжи своей матери. Но сколько ее собственных нитей лжи порвутся при этом? Кроме того, последнее ее испытание на честность прожгло ее до глубины души.
— Что ж… — тихо произнес доктор, — может быть, ему хватило той высоты… если он резко бросился вперед.
Он вздохнул.
— Прошу прощения за вопрос, но ваш муж был чем-то озабочен вчера вечером? Находился не в духе?
Миртл застыла, побледнев, и ее лицо исказила гримаса боли.
— Доктор Джеклерс, — с долей надменности спросила она, — что вы имеете в виду?
Фейт точно знала, что имеет в виду доктор. Вмиг она поняла, как он видит эту ситуацию. Опозоренный ученый ночью выходит из дома и бросается с обрыва, не в силах вынести ужасного скандала…
— Простите мою неделикатность. — Доктор выглядел подавленным, самообладание словно покинуло его. — Я просто пытаюсь понять…
— Может быть, — с достоинством произнесла Миртл, — нам следует обсудить этот вопрос в личной беседе? — Она повернулась к дочери. — Фейт, будь добра, сходи к миссис Веллет… и попроси ее остановить часы.
Фейт поняла намек, выскользнула из комнаты и притворилась, будто уходит. Потом наклонилась и прижалась ухом к замочной скважине.
— …Целый графин перед сном? — говорил доктор Джеклерс. — Такое часто бывало?
— В последнее время да. — Вздох. — Это не первое его падение. Просто в этот раз мы не смогли это скрыть.
У Фейт перехватило дыхание от возмущения. Разве может ее мать говорить такие вещи? Как смеет она изображать преподобного неловким спотыкающимся пьяницей? Потом Фейт вспомнила отца, сидевшего, словно в спячке, с пожелтевшими глазами, и странный экзотический запах в библиотеке. Что, если у отца было еще больше секретов, чем она думала?
— Доктор Джеклерс, я не знаю, что делать. — В тихом голосе Миртл слышались слезы. — Я так привыкла… скрывать слабости мужа… и я бы хотела и дальше не афишировать их, дабы оставить добрую о нем память. Но вы испугали меня. Вы правда считаете, что мой муж «резко бросился вперед»? Теперь так будут думать все?
— Миссис Сандерли… — Доктор резко умолк, вздохнув. Повисло короткое молчание.
Фейт оторвала ухо от скважины и прильнула к ней глазом. Ее мать стояла совсем рядом с доктором. Ее руки без перчаток умоляющим жестом сжимали его ладонь — странная, возмутительная интимность. Лицо доктора покраснело, как кирпич.
— У меня дети, — сказала Миртл. — Я в отчаянии. Пожалуйста, скажите мне, что делать.
— Я… — Доктор закашлялся и опустил глаза. — Клянусь, я сделаю все, что в моих силах, чтобы… избавить вас и вашу семью от лишнего беспокойства. Торжественно обещаю. Травмы… их можно описать по-разному. Пожалуйста, не тревожьтесь, миссис Сандерли.
Фейт обратила внимание, что он не попытался отнять руку, и с пылающим лицом отстранилась от замочной скважины. Она больше не могла подслушивать и подсматривать. В ее крови медленно, подобно буре, разгорался гнев, и ему не было выхода. На цыпочках она прошла по коридору до угла, где стояли высокие напольные часы, монотонно тикая маятником. Они издевались над ней, делая вид, что время все еще имеет значение, что будет новый день, что земля все еще вертится.
Стеклянная дверца холодила ее кожу, когда она открывала часы. От ее прикосновения маятник замедлился, она сжимала его до тех пор, пока он совсем не остановился. Ее разум успокаивался, когда она представляла, что земля постепенно прекращает головокружительное вращение вокруг своей оси и свободно уплывает в бездну. Фейт долго стояла, прикасаясь пальцами к неподвижным стрелкам. Она чувствовала себя убийцей времени.
