Сначала он достал сверкающий штангенциркуль с настолько большими губками, что между ними мог бы поместиться арбуз. Потом прямоугольную деревянную рамку с ремнями, явно предназначенную для того чтобы крепить ее к голове. Пока доктор раскладывав эти предметы, Фейт заметила внутри чемодана маленький рисованный портрет. На нем была изображена темноволосая женщина с тонкими чертами лица в бледно-желтом платье. Забавно, но кто-то нанес поверх рисунке грубые линии, отмечая измерения ее черепа, лицевой угол и так далее.
— Похоже на мисс Хантер, — задумчиво произнесла Фейт.
— Не знаю, кто это, — угрюмо ответил доктор Джеклерс. — Старинный портрет неизвестной леди. Хотя… как и мисс Хантер, она — обладательница короткого черепа, а в таких людях можно обнаружить много дурных черт характера. Неблагодарность. Мелочность. Недальновидность.
Такая вспышка в адрес бедной незнакомки на портрете явно была неслучайной. Фейт заподозрила, что, возможно, мисс Хантер, проявив неблагодарность, мелочность и недальновидность, отказалась стать миссис Джеклерс.
— Куда мне сесть? — спросила Фейт, желая сменить тему.
— М-м-м… Да не важно, главное, чтобы спинка стула была не слишком высокая.
Фейт устроилась на деревянном стуле и через секунду почувствовала захват штангенциркуля: одна металлическая губка легла на ее затылок, вторая — на переносицу.
— Долихоцефальный
[20] череп, как у отца, — пробормотал доктор, успокаиваясь.
Его слова не удивили Фейт, мало того, она поняла их значение. Ей уже приходило в голову, что, выполняя обязанности коронера, доктор не преминет воспользоваться подвернувшейся возможностью и снимет измерения с головы ее отца. Она стиснула зубы, но сохранила невозмутимое выражение лица. Штангенциркуль убрали, и теперь на голову Фейт опустилась деревянная рамка, крестовина которой оказалась на ее макушке. От рамки отходили четыре вертикальные ручки, и доктор Джеклерс подкручивал винты, пока ручки не зафиксировались спереди, сзади и по бокам ее головы.
— Моей маме очень понравилась вуаль, — застенчиво произнесла она. — А шаль просто прекрасна!
— Шаль? — Доктор замолк на секунду. — Какая шаль?
— Ой! — Фейт моргнула. — Прошу прощения! Теперь я припоминаю, шаль прислал мистер Клэй.
— Мистер Клэй подарил вашей матери шаль? — переспросил доктор подозрительным, даже оскорбленным тоном.
Фейт знала, что наживает врага мистеру Клэю, но ей было не до того, чтобы щадить чужие чувства. Поделом ему, будет знать, как ухаживать за новоиспеченной вдовой, а еще священнослужитель!
— Да, — заикаясь, промолвила она. — Ее доставили вчера.
Повисла долгая пауза.
— Этот показатель кажется слишком большим, — наконец пробормотал доктор. — У вас напряжены мышцы лица? Пожалуйста, постарайтесь не напрягать лоб. — Он затянул винты потуже, и Фейт усомнилась, действительно ли он измеряет ее голову или пытается сжать ее до должных размеров.
— Доктор, слишком туго! — воскликнула Фейт, почувствовав боль. Не опрометчиво ли она поступила, предоставив в его распоряжение свой череп? Доктор был в числе подозреваемых.
— Я всего лишь пытаюсь снять достоверные показания, — нелюбезно проворчал доктор. — Конечно, идеальный вариант — наполнить ваш череп зерном, как я обычно делаю с пустыми черепами, но вряд ли вы поблагодарите меня за это!
В тот момент, когда она уже было решила, что ей суждено прожить жизнь с прямоугольным черепом, винты ослабили и устройство сняли с ее головы. Пока Фейт осторожно ощупывала лоб и виски, доктор Джеклерс записал несколько цифр в свою тетрадь. Бросив взгляд в том направлении, Фейт заметила колонки, озаглавленные «лицевой угол», «черепной индекс», «окружность» и «длина».
— Как мои дела? — поинтересовалась она.
— Ваша голова длиннее, чем я ожидал, — признался доктор. — Без сомнения, этим вы пошли в вашего покойного отца. — Он снова нахмурился, изучая цифры, и Фейт увидела, как он записывает что-то еще.
— Доктор Джеклерс, — робко произнесла она, — могу ли я обратиться к вам за советом? — Она потянулась за своим альбомом и начала перелистывать его перед глазами доктора. — Я хотела поблагодарить вас и помочь вам и другим джентльменам. Я знаю, что чертежник мистера Ламбента сломал руку. Как думаете, могла бы я заменить его?
Доктор смотрел, как Фейт перелистывает эскизы птиц и зарисовки оленьих рогов, и вдруг поднял руку, останавливая ее. На странице был изображен холм в разрезе, аккуратно разделенный линиями на слои, подписанные «осколки средневековой керамики», «фрагмент римской стены», «глиняная почва» и «кости карликового гиппопотама и тура».
— Это зарисовка с места раскопок?
— Да, отец научил меня. — Это была ложь. Фейт видела такие рисунки прежде и немного разбиралась в них, но именно этот она тщательно скопировала утром из книги отца. — Он может пригодиться?
Доктор явно был искушен ее предложением. Но потом он взглянул на нее, и она увидела в его глазах свое отражение — маленькая девочка, не вписывающаяся в пейзаж из камней и костей. Он с сомнением покачал головой.
— Что ж, не буду никому мешать, — мягко продолжила Фейт, закрывая альбом. — Я знаю, у вас есть мистер Клэй, чтобы делать фотографии, а ему, наверное, нужны деньги. Не хотелось бы лишать его гонорара.
В глазах доктора Джеклерса загорелся злобный огонек. Фейт читала его мысли, как раскрытую книгу. Если она возьмется за наброски, им уже не потребуется много фотографий. Клэй уже не будет представлять большой важности для раскопок и заработает меньше денег на подарки хорошенькой вдове.
— Мисс Сандерли, погодите, это отличная идея! Вы уверены, что мать разрешит вам?
— Думаю, да, — с некоторой неуверенностью в голосе ответила Фейт. — По правде говоря, в последнее время мне кажется, что я тут у всех путаюсь под ногами. Думаете, мистер Ламбент и мистер Клэй не будут возражать? — В этом заключалась ее роль — сомневаться, колебаться и в итоге позволить уговорить себя.
— Предоставьте это мне, — мрачно сказал доктор.
Пока организаторы раскопок принимали решение на ее счет, Фейт заперлась в спальне и занялась научными изысканиями. Вспомнив о загоревшемся платье и странном происшествии с бутылочкой, Фейт решила провести кое-какие эксперименты и на этот раз припасла кувшин с водой. Сначала она положила обрывок листа дерева лжи на кончик ножа и подставила его лучам солнца. Он сразу же вспыхнул белым пламенем и за секунду превратился в пепел. Хрупкая крошка пепла опустилась на пол. То же самое произошло, когда она повторила опыт с шипами, каплями древесного сока и фрагментами коры. Значит, это правда: дерево лжи загорается под лучами солнца. Наверное, на ее платье остались кусочки листвы, и они загорелись, как только она покинула пещеру.
