Фолкнер написал семнадцать художественных произведений, а затем их все сняли с печати с редакторскими следами полудюжины издательских домов. Теперь Коули советовал писателю найти другого издателя. Он подумал о Scribners, так как уважал Макса Перкинса и знал, что тот чувствует по отношению к творчеству Фолкнера. Поэтому вскоре он поговорил с Максом об этом авторе, но обнаружил, что тот относится к теме без прежнего энтузиазма. Перкинс долгое время ценил Фолкнера и считал большим виртуозом, но теперь, думая о его литературном будущем больше, чем о самой репутации, был вынужден решительно признать Коули, что «с Фолкнером – всё».
Судя по тому, что Перкинс говорил Коули, он мало верил в творчество сороковых и еще меньше в то, что последует за ним.
«Возможно, беда современной литературы в том, что сейчас в ней уже не так много сорванцов, как когда-то», – сказал он Коули.
Коули закончил интервью и ушел. Пока он писал, Перкинс занялся своими делами. Одним из его проектов была работа, пусть и не с сорванцом, но восхитительно озорным автором Артуром Трейном. После успеха его автобиографии Перкинс предложил Трейну написать финальную историю о мистере Татте – его прославленном герое, чьи вымышленные приключения восхищали миллионы читателей всю прошлую четверть века. Результатом работы стала книга «Янки-адвокат: автобиография Эфраима Татта» с вступлением Трейна. В книге были «замечены фотографии» молодого Татта и его портрет из «Saturday Evening Post», где он был запечатлен в своей обычной позе – с большими пальцами, зацепленными за проймы жилета. В этом можно было заметить небольшое сходство с Максом Перкинсом. После выхода «Янкиадвоката» в 1943 году люди, которые восхищались юридическими навыками Татта и задавались мыслью, был ли он полностью вымышленным, совершили прыжок веры. С каждой почтовой доставкой в издательство приходили письма от различных людей, желавших нанять мистера Татта в качестве адвоката. Некая одинокая пожилая дама сделала ему довольно непристойное предложение. Другая позвонила в Scribners, и ее случайно переключили на частную линию Макса Перкинса. Долгое время она отказывалась верить, что он на самом деле никакой не Эфраим Татт.
– Но там же должен быть мистер Татт, – настаивала она и, когда окончательно убедилась, что это не он, разрыдалась.
А затем бумеранг литературной шалости вернулся к ним. В марте 1944 года Артуру Трейну пришла повестка из Верховного суда Нью-Йорка. Жалобу подал некий Льюис Р. Линет, житель Филадельфии, который описал себя как «адвоката и большого поклонника чтения, который, обманувшись обложкой, титульной страницей, иллюстрациями и всем напечатанными контентом о янки-адвокате, был вовлечен в нечестную игру и потратил три с половиной доллара на фальшивую выдумку». Линет требовал снижения цены на один доллар не только для себя, но и для пятидесяти тысяч других покупателей. Кроме того, он подавал в суд на само издательство Charles Scribner’s Sons и авторского редактора и сообщника Максвелла Э. Перкинса за «мошенничество и обман».
Когда эта история достигла прессы, показалась всем такой невероятной, что Перкинса даже обвинили, будто он сам состряпал все это дело в качестве рекламного трюка. Но повестка и требование уменьшить общую стоимость на пятьдесят тысяч долларов были зарегистрированы в суде. Ответчики наняли лучшего адвоката из всех возможных – Джона В. Дэвиса, бывшего кандидата в президенты от партии демократов, экс-посла в Англии и многолетнего поклонника мистера Татта. Предметом иска было неверное толкование фактов. Вопрос был в том, могут ли законы о товарах распространяться так же и на книги. Защита строилась на литературной традиции использовать апокрифическую биографию или историческое повествование в целях политической или литературной сатиры. «Робинзон Крузо» и «Путешествия Гулливера» были изданы bona fide
[287] и являлись наглядными примерами в этом деле.
Пока длился судебный процесс, автор книги, Артур Трейн, умер, так и не увидев, как с мистера Татта снимают все обвинения.
Другой необычный проект, которым занимался Перкинс, был связан с тридцатипятилетним человеком из Джанкшен Сити, штат Канзас. Джозеф Стэнли Пеннелл (рифмуется с «пенал», как он сам часто говорил), закончил свой первый роман «История Рома Хэнкса и вопросы родства» незадолго до того, как его призвали в армию. Его подруга согласилась заняться продажей рукописи и в начале 1943 года отправила ее в Scribners. Перкинс впервые услышал об этой книге из разговора двух коллег. Один из них сказал:
– Еще одна из этих чертовых работ просто гениальна.
Некоторых редакторов пугали такие откровенно блестящие, уникальные рукописи – Перкинса же они захватывали. Он забрал книгу домой и приступил к чтению. Синтаксис и пунктуация были необычными, и общая сложность текста казалась непреодолимой, но Макс посчитал книгу очень ценной. Он сказал другу:
– Редактор сталкивается с талантом такой величины пять, ну шесть раз в жизни. И когда это происходит, он обязан сделать все, что в его силах.
Если это заявление подразумевало его реакцию на Томаса Вулфа, то и удивляться нечему. Пеннелла вдохновил именно Вулф, и в его книге было немало сходств с работами Вулфа. А главное – автобиографический характер истории, которая была написана в соответствии с высказыванием Вулфа о том, что мы являемся «совокупностью множества мгновений нашей жизни». Похоже, что практически все мгновения жизни Пеннелла попали в его книгу. Городок Форк в штате Канзас – название, которое Пеннелл выдумал для родного города Джанкшен Сити, – был эквивалентом Алтамонта Вулфа. В тексте Пеннелла часто проступали черты белого стиха, а у части глав имелись лирические философские введения, выделенные курсивом, и многие могли бы сойти за вулфовские. И в самом деле, рассказчик книги Пеннелла, Ли Харингтон, был лучшей версией Юджина Ганта и сочинял сонеты для своей леди, прекрасной блондинки по имени Криста, которой он рассказывал истории о своих предках в надежде произвести на нее впечатление, и все его сонеты были также вплетены в повествование.
В конце концов Пеннелл решил, что его роман должен быть первой частью трилогии, которую он называл «Американскими хрониками».
«Рома Хэнкс» показался Перкинсу сложным переплетением сюжетов, метаний между веками, попыткой смешать современную любовную историю с пересказом Гражданской войны. Проведя с хитроумной рукописью несколько дней, Перкинс написал Пеннеллу и признал, что «пока что не разобрался с книгой – я точно не знаю, какой у нее мотив и с какой целью настоящее смешивается с прошлым, и так далее». Но добавил: «Я провел великолепное время за чтением и хотел бы также сообщить вам, что один мой коллега показал мне отрывок об атаке генералмайора Пикетта, и я хотел бы сказать, что до этого мне не встречалось описание военных действий, которое смогло бы превзойти его, в том числе и у Толстого». Перкинс был взволнован и раззадорен. Несомненно, он чувствовал, что «Рома Хэнкс» – это возможность найти второго Тома Вулфа. Но Макс был осторожен и старался не слишком обнадеживать автора. Он еще не дочитал книгу и уже видел предстоящие проблемы. Двадцать девятого марта он снова написал Пеннеллу:
