Фицджеральд представил его имя как «Эрнест Хемингвей» и в течение долгих лет так и не смог избавиться от этой ошибки.
В качестве благодарности за подсказку Перкинс отправил запрос по поводу книг «Хемингвея» в Париж. Понадобилось несколько месяцев, прежде чем рассказы Хемингуэя прибыли, но через три недели Перкинс получил другую посылку из Франции – третий роман Фицджеральда «Великий Гэтсби».
«Я думаю, что мне наконец-то удалось создать что-то совершенно и абсолютно мое. Но насколько хорошим оно получилось, это нам еще предстоит выяснить», – говорилось в приложенном к посылке письме.
В книге было всего пятьдесят тысяч слов, но Скотт считал, что Уитни Дарроу, директор по продажам Скрайбнеров, имеет неправильное представление о ценах и о том, из какой публики нынче складывается класс покупателей книг, в то время как всякая деревенщина в поисках развлечений выстраивается в очереди в кино.
Фицджеральд хотел назначить за роман цену в два доллара и опубликовать его в формате полноценной книги. Кроме того, он не желал, чтобы на обложке была реклама, которая связывала бы этот роман с прошлым.
«Я устал быть автором книги “По эту сторону рая”.
Хочу начать все сначала», – писал он Максу.
Почти одновременно с этим Перкинс получил и другое письмо, в котором говорилось о решении автора остановиться на заголовке, который он выбрал для книги в последний момент, – «Трималхион
[71] в Уэст-Эгге». Существовало и несколько других, которые он тоже серьезно рассматривал. Более того, Фицджеральд был не вполне доволен рукописью, особенно серединой, но ему казалось, что он слишком долго пробыл с ней один на один.
«Я не смогу уснуть, пока не получу от вас новостей, но прошу, скажите мне правду, опишите первое впечатление от книги и все, что вам в ней не понравилось», – просил он.
Перкинс погрузился в роман и прочитал его за один присест. После немедленно телеграфировал: «ДУМАЮ, РОМАН ПРЕКРАСЕН».
Ему хотелось сказать о нем намного больше, поэтому на следующий же день он написал Фицджеральду письмо:
«Этот роман – настоящее чудо. Я возьму его домой перечитать еще раз и после распишу свои впечатления более подробно. Пока могу сказать, что он полон экстраординарной энергии и блеска и, что наиболее важно, в нем сокрыта необычная глубина и мистика, которую вы уже однажды вложили в «Рай» и не использовали с тех пор. Это великолепное слияние всех несообразностей жизни, освещенных с разных точек зрения. И к тому же, он написан просто превосходным языком».
Однако, как он сообщил Скотту, никому в издательстве Скрайбнеров, кроме самого Макса, не понравилось название «Трималхион в Уэст-Эгге».
«Странная несочетаемость слов в этом названии – это голос самой книги. Но те, кто ему отказал, более практичные люди, чем я», – писал редактор.
Перкинс сказал, что покупатели могут и не понять, что Уэст-Эгг относится к месту действия самого романа и что оно очень напоминает Грейт-Нек. Или что Трималхион – это отсыл к персонажу из «Сатирикона» Петрония Арбитра, который был знаменит своими масштабными и экстраординарными вечеринками.
«Подумайте, как скоро вы смогли бы его изменить. Постарайтесь взглянуть на заголовок независимо от самого текста», – призывал автора Макс.
Книга описывала трагическую историю буржуа из Среднего Запада по имени Джеймс Гетц, который сколотил состояние на теневых сделках и сменил имя на Джей Гэтсби, а после перебрался на Лонг-Айленд, чтобы быть ближе к женщине, по которой он тосковал много лет – Дейзи Фей, которая на тот момент уже была замужем за Томом Бьюкененом.
Еще через несколько дней, проведенных с машинописным текстом, Перкинс написал Фицджеральду: «Я думаю, у вас есть все основания гордиться этой книгой. Она невероятна и сочетает в себе множество мыслей и чувств».
Он также оценил ее объем, но все же у редактора было несколько замечаний относительно самого Гэтсби.
Перкинс писал:
«Среди множества персонажей, на удивление осязаемых и живых, я бы наверняка узнал Тома Бьюкенена, если бы встретил его на улице, и, уж конечно, попытался бы избежать встречи. А вот Гэтсби выглядит слегка расплывчатым. Его очертания настолько неясны, что читателю трудно на нем сосредоточиться. Все, что касается Гэтсби, – более или менее загадочно, то есть более или менее размыто. Даже если такова художественная задумка, мне кажется, подобный подход ошибочен».
И чтобы его письмо звучало более корректно, он предложил следующее:
«Вы могли бы описать его внешность более подробно, так же, как и внешность других героев. К тому же можно присвоить ему несколько привычек – таких, например, как выражение «старина», но не вербальных, а скорее физических. Я думаю, что по какой-то причине у читателя – и тут я согласен с мистером Скрайбнером и Луизой – возникает ощущение, что Гэтсби намного старше, чем он есть, добавьте к этому слова писателя о том, что он старше самого себя. Но этого можно избежать, если при первой встрече он будет описан так же детально, как Дейзи и Том. Я уверен, что конструкция романа не пострадает, если вы на это пойдете».
Перкинс знал, что занятия Гэтсби должны оставаться в тени, но в то же время не хотел, чтобы Фицджеральд обманывал читателей.
«Всем захочется узнать, как же Гэтсби нажил состояние, и они будут уверены, что имеют право знать правду. Конечно, четкий и однозначный ответ на этот вопрос будет звучать абсурдно», – писал он Скотту. А затем добавлял:
«Вы могли бы использовать наводящие фразочки то там, то здесь, какие-нибудь события, маленькие точки соприкосновения с возможными вариантами, которые давали бы понять, что он активно в чем-то задействован. Вы показываете, как он разговаривает по телефону, но вы также могли бы описать его беседы во время вечеринок с людьми загадочного происхождения, принадлежащими к разного рода политическим, игорным, спортивным и тому подобным кругам. Я знаю, что выражаюсь расплывчато, но надеюсь, вы все же сможете понять, что я имею в виду. Такая огромная нехватка объяснений, лежащая в основе значительной части произведения, кажется мне существенным недостатком. И даже не объяснений, а скорее намеков на объяснения. Как бы мне хотелось, чтобы вы были сейчас здесь и я мог поговорить с вами обо всем этом лично, чтобы вы поняли, о чем я толкую. О том, что Гэтсби никогда не должен раскрываться по-настоящему, даже если бы мог. Вы не должны открывать читателю, был ли он невинной жертвой и орудием в руках кого-то, и если да, то до какой степени. Но если бы вы сделали намек на его деятельность, это придало бы истории правдоподобности».
